Томми недоверчиво посмотрел на него.
— Скажем, что поступила жалоба от должника — вот почему они приходили. Если спросят, кто должник, скажем…
— …Анна Мидтгорд, — сказал Томми.
— Да. И ее психованный сынок. Ты, кстати…
— Я его видел. Несколько дней назад.
— Ты не говорил.
Томми пожал плечами.
— По-моему, он крутится тут, вынюхивает.
— Черт. А она заплатила остаток долга?
— Нет.
— Ты все-таки мягковат, Томми.
— Попробую поднажать еще раз. Но мне это не нравится. Не знаю, на что способен такой псих.
Микаель вдруг улыбнулся. Томми удивленно посмотрел на него.
— На самом деле я зашел к тебе совсем по другому поводу.
Томми откинулся на спинку кресла. Столько всего навалилось — выдержит ли он?
— Я только что получил известие из головной конторы, что инвесторы подписываются на покупку нового портфеля. Похоже, финансовое вливание размером в сто пятьдесят лимонов уже у нас в кармане. Оформляем заявку.
— Ты хочешь сказать… — Широкая улыбка расцвела на лице Томми.
— Встречаемся с ними завтра в девять утра.
53
Как только он открыл дверь, Шира протянула ему букет красных роз. В первое мгновение Томми, стоя в дверях своей квартиры, совершенно растерялся. Но потом сделал шаг вперед, обнял ее за плечи, расцеловал в обе щеки и провел внутрь.
Он помог Шире снять пальто, вместе с нею прошел в гостиную и поставил цветы в воду.
Она ждала, пока он поставит вазу на стеклянный столик и повернется к ней.
— Не хочешь снять сапоги?
— Нет, сперва хочу все тут у тебя посмотреть, — улыбнулась она. — Ты обещал показать.
Он вопросительно взглянул на нее.
— Подвал, прачечную — может, я тоже куплю тут квартиру.
— А-а, ну да, конечно. — Он улыбнулся и покачал головой. — Давай с этого и начнем.
Он провел ее по всему дому. Особенно ей понравились большие отсеки в подвале.
Улучив минуту, пока он отпирал второй отсек, она вытащила из сумки пакет. Держала его за бечевку, чтобы не оставить отпечатки пальцев, и осторожно положила в углу, за штабелем картонных коробок. Все это заняло лишь несколько секунд. После этого Шира поспешила за ним.
Осмотрев и прачечную, они на лифте поднялись обратно в квартиру, и Томми принялся готовить еду.
Большую часть он приготовил заранее. В холодильнике стоял поднос с закусками-тапас — каждая в небольшой плошечке. Вдобавок он достал уже нарезанный пшеничный хлеб, два бокала и бутылку австралийского красного вина.
Шира встала и помогла ему накрыть стол в гостиной.
— Может, взять тебя в горничные, — улыбнулся он, ставя тарелки так, чтобы за столом они сидели рядом, на диване.
Шира пристально смотрела на Томми, пока он разливал вино.
— Расскажи мне о вашей поездке, — сказала она.
Томми отставил бутылку, поднес бокал к носу, осторожно вдохнул аромат и попробовал вино на вкус.
— Чокнемся? — Он приподнял свой бокал.
Она пригубила вино.
— Наверняка это было ужасно.
Он успел немного рассказать ей о том, что случилось. И теперь она хотела узнать подробности.
— Попробуй скампи! — Томми кивнул на блюдо, где в красном соусе лежали четыре гигантские креветки. — Вкусные, пряные.
Она положила одну себе на тарелку, но пока не притронулась к ней.
— Я просто поражаюсь, что ты рассказываешь так спокойно.
Томми поднял плечи, взял бокал.
— Ну, вообще-то я не очень и спокоен. Это чисто внешнее впечатление. — Он улыбнулся.
— Тебе неохота об этом говорить?
— Мне без разницы… Но Микаель не хочет, чтобы мы распространялись на эту тему. Из-за саудовцев.
Шира задумчиво кивнула, не отрывая от него взгляда.
— А почему?
— Обидеться могут. Они признали, что произошло недоразумение и что мы никак не могли оказаться в полицейском участке. А если выяснится, что мы об этом болтаем на всех углах…
— Бедняги.
— Поешь, Шира. Я же специально для тебя старался.
— Кафе «Дели де Люка»? — спросила она, лукаво взглянув на него.
Томми быстро улыбнулся и тотчас снова посерьезнел.
— Мне никогда не было так… страшно. Никогда. — Он опустил глаза.
— Вас били? Я хочу сказать… вам причиняли…
Томми покачал головой.
— Нет, просто мне было до смерти страшно. Они могли сделать с нами что угодно, и ни одна собака бы не узнала. Все, абсолютно все было чужим, то есть… — Взгляд у него затуманился, он будто снова вернулся туда. — Дикая жара, влажность, резкие запахи, язык — я ни слова не понимал, призывы к молитве с мечетей в том месте, где нас держали. И эти их бедуинские одеяния, а пейзаж — прямо лунный: пустыня, песок да камни. Все желтое, — он осторожно провел пальцем по щеке Ширы, — и цвет кожи…