47 
Мужичок на миг замолк, что было единодушно принято за согласие, и озябшая троица ввалилась в избу, попросту сметя хозяина с дороги. Рыска вежливо закрыла за собой дверь.
В этом доме едой не пахло, но по крайней мере было тепло и сухо. Судя по грубо сколоченной мебели, немногочисленной утвари и полному отсутствию безделушек, немой жил один. Смирившись с незваными гостями, он жестами объяснил им, что лечь они могут на полу в кухне, а из еды в доме только вареная картошка, вон горшок дерюжкой укутан.
— А печку растопить можно? — Жар потрогал ее бок — едва теплый, вещи на такой до утра не высохнут.
Хозяин начал было объяснять, что дров мало, в доме и так душно, но глянул на Алька, осекся и уныло махнул рукой. Не то сжалился, не то подумал, что пусть лучше дрова горят, чем изба.
— И молока бы горячего, — неожиданно сказал саврянин, изрядно озадачив спутников — Альк и молоко сочетались примерно как волк и кочан капусты. — С медом и маслом.
Мужичок обреченно кивнул, взял с полки кувшин и полез в подпол.
— Просил бы уж варенухи, — чихнул Жар, возившийся в устье печи. Оттуда шел едкий вонючий дым, но потрескивания пламени пока не слышалось.
— Чудо, если у него хотя бы мед найдется… — Саврянин тяжело опустился на лавку, сложил руки на столе и уткнулся в них лбом.
Но нашелся и мед, и ярко-желтый кусок масла в плошке, и даже несколько луковиц от хозяйских щедрот. Сгрузив все на стол, мужичок вопросительно поглядел на Жара, и тот высыпал рядом содержимое кошеля — один мелкий сребр и куча медек.
— Хватит?
Повеселевший хозяин кивнул, сгреб монеты и ушел в комнату, задернув отгораживающую ее занавеску. Собачонка осталась, с надеждой принюхиваясь из-под лавки.
— Ты в порядке? — Жар ткнул Алька пальцем в выпирающий позвонок.
— Спать хочу, — проворчал саврянин, не поднимая головы. — Ты с печью разобрался?
— Да, горит.
— Запихни туда кувшин.
— Рыска уже ставит. — Вор сел рядом, ковырнул масло пальцем и сунул его в рот. — Ум-м-м, сладенькое!
Повторно снять пробу Жар не успел — Альк выбросил руку вперед и пришлепнул его ладонь на полпути к плошке.
— Ты тут не один.
— И что? Я за него заплатил, могу хоть все съесть! — запротестовал вор, пытаясь добраться до масла второй рукой, но та тоже угодила в плен.
— А откуда у тебя деньги? — спохватилась Рыска. Она прекрасно помнила, что стража не только прощупала каждую складку на одежде, но и башмаки перетряхнула.
— Да так, — рассеянно отозвался Жар. — Завалялись. Слушай, может, и картошку в печь поставить? Пусть погреется.
— Где завалялись?!
Альк снова подобрал руки под голову, повернул лицо к спутникам и злорадно сообщил:
— В чьем-то кармане по пути из города.
— Жар!!! Ты что, успел кого-то обокрасть?!
— Тихо ты! — цыкнул на нее вор, боязливо оглядываясь на занавеску. — Ну взял немножко… — (Грех было не взять, эти простофили на площади совсем за кошелями не следили!) — Потом верну, честное слово!
— Ты уже гитару вернул!
— Гитару я просто не успел. А теперь ее снова сперли, так что извините.
— Может, на ней лежит проклятие? — вкрадчиво предположил Альк, чей сарказм отогревался вместе с телом. — И коров сперли как раз из-за того, что на седле висела гитара?
Рыска с отчаянием подумала, что проклятие лежит на ней самой. Угораздило же связаться с этой парочкой!
— Я на ворованные деньги есть не буду! — Девушка решительно отодвинула плошку. Сильного впечатления это не произвело, потому что в масле уже зияла проколупанная Жаром дыра.
— Спать тоже? — уточнил Альк.
Рыска замялась. Дождик еще не закончился и, похоже, до Утра не собирался. Мелкий-мелкий, а земля успела промокнуть Даже под деревьями.
— И не стыдно тебе ему потакать?!
— Нет, — равнодушно ответил саврянин. — Я устал, замерз и проголодался. Пусть ворюга сам с Хольгой за грехи рассчитывается.
— Но если мы закроем на это глаза сейчас, то он и дальше будет воровать!
— Ну и что?
— Это плохо!
— От того, что ты из принципа околеешь в луже под забором, лучше не станет.
Рыска все-таки рискнула бы — но ноги не пожелали поддержать ее благое намерение по перевоспитанию друга. Желудок тоже протестующее ворчал, не понимая, почему его обделяют, если еда и ночлег оплачены из одного кошелька.
Альк снял крышку с горшка и вытащил большую, желтую, облепленную укропом картошину. Собачонка заскулила и положила лапку ему на колено, умильно заглядывая в глаза и виляя хвостиком. Ее вопросы морали тем более не тревожили, а картошечка пахла так вкусно!
47 
