И почему, собственно, она должна придавать такое значение этой встрече?
Скорее всего за словами Марка, человека не вполне ей ясного, стоит нечто тривиальное, с чем она сталкивалась уже множество раз. Это не менее вероятно, чем то, что его предложение всего лишь уловка. Еще одно свидание, цель которого неопределенна. В этой слепой неопределенности было что-то бесконечно ее раздражавшее.
Во флакончике «Сигнатюра» на дне оставалось несколько загустевших, коньячного цвета капель. Лина лишь слегка коснулась пробкой шеи за ушами, ложбинки между ключицами, тыла кистей. Дешевенькие духи открыто пахли розовым маслом, нелюбимым ею за въедливую сладость.
Волосы уже были гладко расчесаны и лежали спокойными темными волнами, оставляя открытыми чистый выпуклый лоб и густые, даже излишне густые брови, доставлявшие Лине так много хлопот, когда ей приходило в голову заняться ими.
Осторожно тронув губы темно-розовой помадой из золотистого патрона, она прошла в прихожую, надела плащ, наглухо застегнула его и подняла ворот.
Из желтоватой мути зеркала на нее испытующе взглянула высокая девушка с прямой спиной, высокими плечами и матово-бледным лицом, зафиксировавшим жесткое, чуть пренебрежительное выражение. Хороши были одни глаза — фиалково-синие, испуганные и властные в то же время.
Помедлив секунду, Лина щелкнула выключателем и вышла, заперев за собой.
К метро она шла быстро, разогреваясь на ходу, тем широким и размашистым шагом, выворотно ставя ступню и чуть взлетая на носках, из-за которого ее вечно попрекали, что она не ходит, а носится и поэтому обувь на ней сгорает синим пламенем. Однако иначе она не умела. Неторопливые прогулки всегда казались ей истинным мучением. Смешавшись с неплотной еще толпой, она вышла на платформу и немного постояла, разглядывая сквозь стекла станции голый березовый частокол Измайловского парка, пока не подошел поезд.
В вагоне ей снова захотелось спать. Но с этим она справилась, вызвав на короткое время из небытия призрак Марка Кричевского и критически оглядев его с ног до головы. Спору нет — он был недурен, этот призрак. Гладкая и еще хранящая загар кожа твердых скул, ровный, с рельефно и изящно вырезанными крыльями, нос, спокойные серые глаза и энергичный подбородок, всегда до блеска выбритый. И тем не менее образ не складывался. Без колебаний она вернула его туда, откуда он явился, и больше об этом не думала.
Только выйдя из метро и огибая подножие нержавеющего монумента покорителям космоса, Лина заметила погоду — неопределенная взвесь сырой мглы низко клубилась над городом, словно не решаясь пролиться дождем. Воздух был насыщен микроскопическими каплями влаги, пощипывал глаза и скреб горло.
Высокую фигуру Марка она заметила издали. Он прогуливался у турникетов, временами скрываясь за туристическими «Икарусами». Вокруг не было ни души.
Выйдя из аллеи, Лина пересекла просторную асфальтовую площадку стоянки, стараясь держаться вне поля его зрения, и неожиданно оказалась совсем рядом.
— Вот и вы! — воскликнул Марк, сбрасывая с плеча фирменную сумку. — Как это я вас не заметил, Лина? Идемте скорее, с минуты на минуту заморосит.
— Куда мы направляемся? — спросила девушка. — Странное местечко вы выбрали, прямо скажем. Что здесь можно делать в такое время?
— Выставка еще открыта. Немного пройдемся, потом посидим и все обсудим.
Я много бывал здесь этим летом и откопал несколько прелюбопытных закоулков.
— У этих ваших закоулков дурная слава. Вы, случайно, не сексуальный маньяк, Марк Борисович?
Марк негромко засмеялся. Миновав турникеты, они неторопливо побрели по главной аллее мимо чудовищного фонтана, свернули направо, оставив в стороне павильон «Семеноводство», выстроенный с бредовой оглядкой на готику, и углубились в сквозящие чащобы боковых аллей. Лина кивнула в сторону павильона:
— Будто дурной сон. Сейчас это особенно заметно.
— Да. — Марк развел руками. — Вынужден извиниться. Мне следовало пригласить вас к себе, я живу недалеко, но вы могли бы неверно понять меня.
Зато здесь можно поговорить спокойно. Согласитесь, Лина, таких мест в Москве не слишком много.
Девушка промолчала, зябко поведя плечами. Миновав какое-то служебное здание, они оказались у кафе-стекляшки, к удивлению Лины, оказавшегося открытым. Внутри было пусто, но тепло и довольно чисто, а главное, имелась возможность присесть. Пахло рыбой, за холодильным прилавком ворочалась дородная тетка в несвежей белой куртке, убирая какую-то малоаппетитную снедь.