— И они снова стали читать Библию?
— Нет. Больше он никогда не звал Джилли читать вместе Библию.
— Он читал ее с вами?
— Нет. Один.
В этот момент к двери подошла дочь Тессы. В руке она держала кусок хлеба, ее губы были перемазаны вареньем. Хрупкая, в мать, но с темными волосами и проницательными глазами отца. Девочка с любопытством уставилась на незнакомца.
— Мама! — воскликнула она чистым и нежным голосом. — Что-то случилось? С папой?
— Нет, милочка, — торопливо откликнулась Тесса. — Сейчас я вернусь в дом. — И она снова обернулась к Линли.
— Вы хорошо знакомы с Ричардом Гибсоном? — продолжал он.
— С племянником Уильяма? Да, конечно. Это был тихий мальчик, очень милый, с прекрасным чувством юмора. Так мне помнится. Джилли его обожала. Почему вы спросили о нем?
— Уильям завещал ферму ему, а не Роберте. Женщина нахмурила лоб:
— А почему не Джилли?
— Миссис Маури, Джиллиан сбежала из дому, едва ей исполнилось шестнадцать лет. С тех пор о ней никто ничего не слышал.
Тесса резко втянула в себя воздух, ошеломленная неожиданной новостью, словно грубым ударом. Изумленно уставилась на Линли.
— Нет! — произнесла она, не в силах поверить.
Он неумолимо продолжал:
— Ричард уехал примерно в то же время. Возможно, Джиллиан последовала за ним, а потом отправилась в Лондон.
— Но почему? Почему? Что могло случиться? Линли прикидывал, что можно ей рассказать.
— У меня сложилось впечатление, — теперь он взвешивал каждое слово, — что у нее были определенные отношения с Ричардом.
— Уильям обнаружил это? В таком случае он должен был бы на части разорвать Ричарда.
— Допустим, он и в самом деле это узнал, а Ричард догадывался, какой будет реакция его дяди. Это могло побудить его покинуть деревню?
— Думаю, что да. Но тогда непонятно, почему Уильям оставил ферму ему, а не Роберте.
— По-видимому, он заключил с Ричардом соглашение. Роберта должна была оставаться на ферме и жить вместе с Ричардом и его семьей, однако землю унаследовали Гибсоны.
— Но ведь Роберта должна будет когда-нибудь выйти замуж. По-моему, это несправедливо. Разве Уильям не хотел, чтобы ферма досталась его потомкам, его внукам — если не от Джилли, то от Роберты?
Прислушиваясь к ее словам, Линли осознал, что от прежней семьи эту женщину отделяет бездна глубиной в девятнадцать лет. Она ничего не ведала о Роберте, не догадывалась о тайных припасах съестного, о нынешнем состоянии дочери, раскачивающейся в забытьи на больничной койке. Роберта была для нее лишь именем, пустым призраком, и этому призраку предстояло выйти замуж, нарожать детей, состариться, Роберта не была реальным существом для своей матери. Ее как бы и не было вовсе.
— Вы никогда не вспоминали о них? — спросил он. Женщина глядела себе под ноги так внимательно, будто для нее не было ничего важнее гладких потертых носков ее туфель. Она молчала, и Линли настойчиво повторил свой вопрос: — Неужели вы не пытались представить себе, как они живут? Не фантазировали, какими стали девочки, как они выглядят?
Вместо ответа она один раз резко качнула головой. Когда она заговорила, напряженный голос выдал давно сдерживаемые чувства. Глаза смотрели куда-то вдаль, в сторону кафедрального собора.
— Я не могла себе это позволить, инспектор. Я знала, что они в безопасности. Я знала, что с ними все в порядке. Для меня они умерли. Иначе я сама не могла бы выжить. Вы понимаете меня?
Несколько дней назад он бы не сумел это понять Но сейчас все было по-другому.
— Да, — откликнулся он, — я понимаю. — Он кивнул на прощанье и направился к машине.
— Инспектор! — Он обернулся, не успев еще снять руку с дверной ручки. — Вы же знаете, где Рассел, да?
Она могла прочесть ответ на его лице, но предпочла услышать ложь.
— Нет, — отвечал он.
Эзра Фармингтон жил напротив «Голубя и свистка» в коттедже по соседству с Маршей Фицалан. Как и садик учительницы, его участок тоже был обихожен и засажен цветами, однако не так старательно. Казалось, Эзра принялся за дело с наилучшими намерениями, но их, как и кусты в его саду, потрепала и согнула жизнь. Кустарник был красив, но нуждался в стрижке, на клумбы надвигались армии сорняков, однолетние цветы пора было выкапывать и выбрасывать прочь, чересчур большая лужайка осталась некошеной.
Фармингтон вовсе не обрадовался этой встрече. Услышав стук в дверь, он встал на пороге, загораживая вход в дом. Заглянув поверх его плеча, Линли догадался, что художник затеял ревизию: на диване и на полу были разложены многие десятки рисунков. Некоторые уже были разорваны в клочья или яростно скомканы, другие валялись под ногами. Эта великая чистка сама по себе казалась творческим усилием, и затеявший ее художник был уже изрядно пьян.