19 
На Аксбридж-роуд Барбара начала терзаться угрызениями совести. Чувство вины всегда охватывало ее по мере приближения к родному дому, а сегодня оно было еще острее, поскольку она опоздала в турагентство и не смогла раздобыть брошюры о Греции, как обещала. «Тур императрицы»! Додумаются же дать столь роскошное имя крошечной нищей конторе, в которой клерки сидят за столами, покрытыми пластиком «под дерево». Притормозив, Барбара попыталась рассмотреть сквозь грязное ветровое стекло хоть какие-нибудь признаки жизни. Владельцы этого агентства жили в том же доме. Если громко постучать в дверь, они, может быть, откликнутся. Да нет, это уж слишком. Мама ведь на самом деле не собирается в Грецию. Подождет своих брошюр еще денек, ничего страшного.
И все же… по пути домой она миновала по меньшей мере дюжину турагентств. Почему она не зашла в одно из них? Ведь у мамы не осталось в жизни ничего, кроме этих дурацких мечтаний. Чувствуя потребность хоть как-то искупить свое упущение, Барбара припарковала автомобиль перед входом в магазин Пателя. Стены обветшавшего здания сохранили следы зеленой краски, а внутри покрывались пылью залежавшиеся на полках товары. Из расставленных там и сям корзин поднимался странный запах, намекавший, что «свежие» овощи провели тут отнюдь не один день. У Пателя все еще открыто. Ничего удивительного, этот человек за грош удавится.
— Барбара! — окликнул ее хозяин из глубины магазина. Она усердно рылась в выставленных перед дверью коробках с фруктами. Все яблоки да яблоки. Несколько испанских персиков. — Что это ты нынче припозднилась?
Конечно, ему и в голову не придет, что Барбара возвращается со свидания. Ей бы и самой такое не примерещилось.
— Пришлось поработать допоздна, мистер Патель, — вежливо ответила она. — Почем у вас персики?
— Восемьдесят пять пенсов фунт, но для вас, красавица моя, — всего лишь восемьдесят.
Барбара выбрала шесть персиков. Продавец взвесил их, упаковал и протянул ей.
— Видел сегодня вашего папашу.
Взгляд Барбары быстро метнулся к лицу мистера Пателя, но еще быстрее его смуглое лицо застыло под непроницаемой маской вежливости.
— Он нормально себя вел? — с напускной небрежностью поинтересовалась она, перебрасывая сумку через плечо.
— Господи, ну конечно же. Он всегда ведет себя как нельзя лучше. — Приняв деньги из рук Барбары, мистер Патель дважды их тщательно пересчитал и сбросил в ящичек кассы. — Поосторожней вечером, Барбара. Кто-нибудь заметит хорошенькую девушку и…
Ладно, я остерегусь, — оборвала его излияния Барбара. Вернулась к машине, бросила пакет с персиками на переднее сиденье. Хорошенькая девушка, вроде тебя, Барб. Берегись. Сжимай ноги покрепче. Такой девушке, как ты, ничего не стоит лишиться невинности, а падшая женщина уже не поднимется. Барбара зло рассмеялась, рывком завела машину и снова выехала на улицу.
Актон четко делится на два района, местные жители называют их попросту — «хорошие» улицы и «плохие». Складывается впечатление, что невидимая линия роковым образом разделила пригород, обрекая на муки одну половину его обитателей и благословив другую.
На «хороших» улицах Актона надежные кирпичные дома гордились деревянными балками «под старину»; все сверкало и переливалось множеством красок в лучах утреннего солнца. Повсюду в изобилии росли розы, в подвешенных к окнам горшках уютно прижилась герань. Дети весело играли на чистых улочках и в аккуратных садах. Зимой снег ложился на высокие крыши, словно взбитые сливки на праздничный торт, а летом семьи в полном составе прогуливались под сводами высоких темно-зеленых вязов, наслаждаясь вечерним светом и ароматами угасающего дня. На «хороших» улицах Актона не слышно было ссор, не гремела неистово музыка, не пахло жареной рыбой, не вздымались воинственно кулаки. Эти кварталы — само совершенство, океан мира и спокойствия, по которому блаженно плыли чудесные кораблики счастливых семей. Но стоило удалиться на один квартал, и все резко менялось.
Кое-кто полагал, что в жару «плохим» улицам .Актона достается слишком много солнца и в этом-де причина всех проблем. Казалось, что рука какого-то злого великана сбросила с неба на землю всех этих людей, их улицы и дома — так все здесь было криво, перепутано, сбито с толку. О красоте и уюте здесь не заботились, и жилища потихоньку разрушались. Разбив сад, его владельцы вскоре забывали о нем, и земля зарастала сорняками. Дети с криками носились по грязному тротуару, играли в какие-то шумные и опасные игры, а матери, выскочив на порог, визгливыми голосами приказывали им немедленно заткнуться, Зимний ветер проникал сквозь ненадежно прибитые рамы, лето вместо солнца приносило дожди, которые просачивались сквозь крышу. Люди, жившие на «плохих» улицах, даже не пытались представить себе, каково было бы жить в другом месте: сама эта мысль слишком походила на мечту или надежду, а надежда давно умерла на «плохих» улицах Актона.
19 
