– Где у тебя клей и чистая бумага? – спросил я, окинув критическим взглядом бардак на письменном столе.
– Зачем тебе?
– Найди, – не стал вдаваться я в объяснения.
– Держи… – Дейз всучил мне пластмассовую тубу с клеем ПВА. – Бумага возле принтера.
– Мерси…
Оторвав бумажный лоскут нужного мне размера, я написал на нем красным фломастером крупными буквами:
"Ревком закрыт, все ушли на фронт". Когда мы покинули офис, я опечатал дверь, тщательно приклеив свое творение, исторически узаконенное со времен гражданской войны.
– Ты сбрендил, – заявил Дейз, прочитав написанное.
– И давно, – подтвердил я его диагноз.
– Они подумают, что мы над ними издеваемся, – сказал Дейзик. – И если поймают…
– А я и хочу, чтобы они так подумали. Ненавижу наглые бандитские морды, которые считают, что им все позволено. Это моя маленькая месть Санычу за бесцеремонность. Он поймет, что я хотел сказать. Ну, а насчет того, что они нас поймают… Лучше бы они оставили эту затею.
Дейзик промолчал. Конечно же, он не мог уразуметь подтекст в моей последней фразе. В этот момент я был по настоящему зол. Какая-то сволочь заставляет меня, уже мирного человека, чувствовать себя не дома, а "на холоде"! Что ж, раз так, то и от меня пощады пусть не ждут…
– Ты придумал, куда нам деться? – спросил я Дейзика, когда мы шли между домами.
– Нет… – буркнул он, мужественно сражаясь с весом своей неподъемной сумки; интересно, что он туда напихал? – Может, у Софьи…
– Ни в коем случае! Нельзя подставлять девчонку. Тем более, что многие знают о ваших отношениях.
– Тогда я просто не представляю…
Он сказал это с обреченным видом.
Я тяжело вздохнул. А и впрямь, куда нам направиться, где найти надежное убежище? Может, присоседиться к бомжам? – вспомнил я приглашение Антонины.
Нет, это не выход! Нужно думать…
"Лада" стояла, сиротливо приткнувшись в глухом тупике. Я оставил тут машину в надежде, что никто не обратит на нее особого внимания. Белобрысого водителя снаружи заметить было нельзя, потому что "лада" имела тонированные стекла.
– Ни звука! – предупредил я Дейзика, открывая дверь машины.
Увидев в салоне человека (белобрысый водитель уже очнулся и с мычанием ворочался на переднем сидении – наверное, хотел разорвать свои путы), Дейз непроизвольно отшатнулся, при этом щелкнув зубами.
Приложив палец к губам, я поторопил его жестом; Дейзик наконец взгромоздился на заднее сидение и мы вырулили на улицу. Мысль еще раз использовать дармовое транспортное средство пришла мне в голову, когда я наблюдал за страданиями компьютерного гения, волокшего свой скарб как крохотный муравей дохлого навозного жука.
Глава 18
Я придумал. В городе для нас с Дейзом было лишь одно место, где мы могли чувствовать себя в относительной безопасности. Но за него нужно было платить, и много, притом в натуральном выражении. Такса – как минимум два литра спиртного в сутки.
Я решил погостить некоторое время у Кир Кирыча.
У него была шикарная пятикомнатная квартира, совмещенная с просторной мастерской. Короче говоря, Кир Вмазыч занимал весь верхний этаж пятиэтажного дома.
В свое время он удачно женился на дочери партийного сановника областного масштаба. Папаша сделал для непутевого зятька все, что только можно было: Кирилла Алдошина мигом приняли в Союз художников, дали ему мастерскую, затем квартиру в центре, он купил "Волгу", что по тем временам было высшим шиком, и даже съездил по туристической путевке во Францию, что для простого советского гражданина приравнивалось к полету на Луну.
Все было прекрасно, однако Кира подвел его талант. Вернее, все, что прилагается к таланту: свободолюбие, безалаберность, неразборчивость в интимных связях и пристрастие к горячительным напиткам.
Плотно упакованная женушка Алдошина терпела его выходки три года. За это время он удосужился нечаянно обрюхатить двух девушек, но до своей законной половины у него как-то руки не дошли.
А затем наступил печальный финал: Кира выперли из квартиры, забрали у него шикарную дубленку, старинный золотой перстень – свадебный подарок тещи, "Волгу", и даже покушались на мастерскую.
Но тут грянули революционные перестроечные перемены, коммунистических партайгеноссе всех рангов низвели до положения врагов народа и попрошаек (правда, не надолго; потом они быстро приспособились к новым веяниям) и Кира оставили в покое.