– Вот я тебя и тормознула, – бесхитростно пояснила Ольга, без особого труда изобразив довольно блудливую улыбку.
– Откуда бредешь?
– С леспромхоза.
– А что там делала?
Ольга прищурилась:
– С другом в бане мылась.
– И пупками, поди, терлись?
– А по-всякому. Ты сам-то куда, в Пижман?
– Ну.
– Подкинешь?
– А что ж друг не подкинул?
– Ужрался друг, – сказала Ольга. – А мне завтра в семь утра на смену выходить.
– Я смотрю, у друга блудень неплох, если такие концы отмахиваешь... Катя. («Заметил наколку, конечно», – констатировал Мазур.)
– Да не жалуюсь.
– И что, лучше всех на свете?
– Чтоб лучший найти, девке порыскать приходится...
– О, а вот это уже лучше – люблю понимающих... Ходку отмотала, Катерина, или так, по глупости?
– А ты что, прокурор?
– Я-то? Да наоборот... У меня, понимаешь, инструктаж – ни за что посторонних не подсаживать. Вот ежели б ты была не посторонняя...
– А что мешает?
– Значит, договорились?
– Ага, – Ольга повернулась к сумке.
Чернявый ее придержал за локоть:
– Катерина, времена нынче рыночные...
– Ну и?
– Все через предоплату.
– А не прокинешь потом, рыночник? – тоном натуральной шлюхи спросила Ольга.
– Да зачем, Кат-тя? Дорога дальняя, еще пару раз остановимся полюбоваться природою... Посмотреть, что умеешь.
– В кабине или как?
– Или как, – чуть подумав, сказал шофер. – Чуток отойдем, подстелим твой куртячок... Бери и пошли.
И уверенно погладил ее по заднице, когда наклонялась за курткой. Ольга абсолютно спокойно это перенесла и первой, помахивая курткой, с загадочной улыбкой направилась мимо того дерева, за которым прятался Мазур. Шофер живо ломанул следом, нацелился обхватить ее повыше талии – и оказался лицом к лицу с недобро ухмылявшимся Мазуром, подкидывавшим на ладони пистолет.
Реакция у чернявого оказалась отменная – в глазах еще гасло ошеломление, а рука рванулась к карману. Науку следовало преподать с самого начала – и Мазур, дав ему время выхватить нож, нажать кнопку, сбил первым же ударом. Вырвал перышко, не глядя, забросил в тайгу, добавил ребром ладони. Отступил на пару шагов, дожидаясь, когда пленный очухается, глянул на Ольгу и покачал головой:
– Откуда такая непринужденность, Кат-тя?
– С кем поведешься... – невинно вздохнула любимая жена.
Мазур глянул через ее плечо, чуть отодвинул в сторону и распорядился:
– Вставай, орел. Очухался, вижу...
Чернявый, упираясь кулаками в землю, тяжело поднялся, помотал головой, выдохнул:
– С-сучары...
– Давай без лирики, – сказал Мазур. – Расконвоированный?
– Ну.
– Что ты там чирикал насчет инструктажа? Девочку ставил в безвыходное положение или правда?
– Правда. Абверовцы неделю на ушах стоят[15]. Каждое утро на уши капают – никого не подбирать, не подсаживать...
– Конкретные приметы дают?
– Нет. Спросишь у Мюллера, много он тебе ответит...
– Что, и промеж себя разговоров нет?
– А чем меньше знаешь, тем дольше живешь. Ну что тебе надо-то? Говори, и разбегаемся.
– В Пижмане часто бываешь?
– А куда ж я стволы вожу, по-твоему?
Мазур огляделся, высмотрев местечко, где желтел песок, подтолкнул туда пленного и вручил ему сломанный сучок. Минут пятнадцать слушал, заставив начертить более-менее точный план, – и вскоре кое-какое представление о Пижмане получил, настолько, чтобы не тыкаться слепым котенком и не расспрашивать о дороге к вокзалу, двигаясь в противоположную сторону. Потом грамотно, умело задавал вопросы о необходимых деталях. Шофер отвечал охотно, юно надеясь, что после допроса от него, чем черт не шутит, и отвяжутся. Только под конец он не выдержал, уколол Мазура красноречивым взглядом, в котором без перевода читался вопрос: «Интересно, друг ситный, откуда ж ты взялся, если идешь с севера в Пижман, ни черта о нем не зная?!» Ухмыльнувшись, Мазур ответил вслух:
– Шпионы мы, шпионы. По ошибке на Таймыре сбросили, вот и плетемся...
– Пой, ласточка... – фыркнул чернявый, но ни единого вопроса не задал, руководствуясь все той же нехитрой лагерной мудростью.
– Попели, будет, – сказал Мазур. – Пошли.
– Куда?
– В машину, куда ж еще. Придется тебе все-таки нас докинуть до Пижмана...
– Да в душу твою мать! – взвыл чернявый, с полуоборота заведясь на истерику, натурально всплеснул руками, перекосился лицом. – Я ж тебе косяка не загоняю – вышли менты на облаву, вышли! Под Пижманом их дюжина с овчаркой от рассвета до заката торчит, десять раз на дню мимо езжу, и всякий раз в кабину морду суют! Мне семь месяцев осталось до чистой, сгорю с тобой, как целлофан на пожаре!