Тайга безмолвствовала, как народ в известной трагедии.
– Вот видите, – грустно промолвил профессор, распространяя аромат доброй браги. – Какой тут переворот в науке...
– Ненаучные методы вы применяете, профессор, уж простите на худом слове, – ласково сказал Котовский. – Мы – люди темные, гимназий не кончали, однако совет всегда готовы высказать... Вы не пробовали объект ваших вожделений к дереву за ногу привязывать?
– Н-нет... – покачнулся Буряковский озадаченно.
– А вы попробуйте, профессор, попробуйте, – с непроницаемым лицом посоветовал Котовский. – Одним концом – к дереву, другим – за ногу, оченно способствует...
– А ведь правда! – просветленно гаркнул профессор. – Коллега, вы подали прекрасную идею! Данный эксперимент ограничивает способность объекта к неконтролируемому перемещению до минимума, сводя таковое до нулевой экспоненты...
– А я и говорю, – хладнокровно поддакнул Котовский. – Ясное дело, до самой что ни на есть нулевой экспоненты, любой академик с ходу согласится... Ну что, не нашли вы еще золотой шлем Александра Македонского? А то слышал я в Шантарске, что тут древние греки хаживали.
– Ч-чепуха! – воздел палец Буряковский. – Не было никаких таких древних греков! И никаких римлян не было... древних! Это все потом немцы придумали, чтобы оклеветать Ломоносова! Сейчас докажу!
Он припустил в палатку и скоренько вернулся с толстенной растрепанной книгой без обложки. Потеснив Мазура, вскарабкался на заднее сиденье джипа, наполнив машину ядреным ароматом браги, распахнул книгу, спохватился, что держит ее вверх ногами, вернул в нормальное положение и возгласил:
– Вот, слушайте, что пишет академик Хоменко! «Поскольку средний параллакс Юпитера никогда не выходит за созвездие скорпиона, отсюда недвусмысленно вытекает, что Новгородская летопись является позднейшей подделкой Якова Брюса...»
– Оно, конечно, – согласился Котовский. – Ежели параллакс, то тут уж никаких дискуссий... А не выпить ли нам за академика Хоменко?
Он достал из бардачка бутылку виски, большой пластмассовый стакан, и сноровисто набулькал такую дозу, что способна была в секунду уложить любого, находящегося в долгом запое.
Так оно и произошло – одним духом выхлебав чуть ли не треть бутылки, Буряковский посидел, таращась на них осоловело, потом стал клониться вправо и, навалившись на плечо Мазура, смежил глазыньки.
– Давай, Степаныч, отволокем ученого человека в его фигвам, – хохотнул лысый. – Чтоб под ногами не путался... Что смотришь, чадо? Ладно уж, сходи в тайгу, поищи девочку, да объясни ей приличными словами, что в ближайшие часа три ей уж точно в трусы никто не полезет. Смотри у меня, прилично себя веди!
Он выпрыгнул первым и помог Мазуру вытащить храпящего профессора, тяжеленного, как матерый морж. Подхватив бородатого под микитки, они отволокли красу и гордость археологии в палатку, где и бросили без особых церемоний на смятый спальник. Котовский заботливо прикрыл крышку на громадном бидоне с брагой и звучно накинул защелку:
– Выдохнется еще, а к спиртному относиться надо уважительно...
– Пал Федорыч! – заорал снаружи шофер. – Они, похоже, возвращаются, грузовик едет!
Глава вторая
Как блюлись заветы Чингисхана
Оба шустро вышли наружу. Из тайги опасливо возвращалась взъерошенная Лизетта – в обыденной жизни, надо полагать, просто Лизочка – а со стороны узкой дороги, рассекавшей чащобу, и в самом деле слышалось ворчанье мотора, причем автомобиль был явно не легковой.
– Какая у вас машина, Лиза? – спросил Мазур.
– Этот, как его... ГАЗ-66.
– Точно, – поддержал шофер. – Во-он «шестьдесят шестой» ползет. Лизочка, а не помочь ли вам на кухне? Я в армии был поваром первого разряда, генералов кормил в Генштабе, в самой засекреченной столовой...
Покосившись на Котовского и не встретив с его стороны особых возражений, он проворно удалился к печурке вслед за девушкой, на ходу вешая ей на уши какую-то лапшу. Она уже хихикала, девушка, понятное дело, а не лапша.
«Шестьдесят шестой» с выцветшим брезентовым тентом выехал на прогалину, остановился у дальней палатки, и оттуда стали выпрыгивать люди. Мазур подметил, что стекло в левой дверце разбито сразу бросавшимся в глаза образом – будто по нему от всей хулиганской души треснули чем-то тяжелым, и оно разлетелось почти целиком, только по краям рамы торчали разнокалиберные острые осколки.