47 
Он упал у м е л о, перекатился, вскочил на ноги. Второй с ружьем, настигнутый столь же короткой очередью, уже вытягивался на земле. Оставался третий, с карабином, оставленный на десерт по причине полной его боевой безвредности. Мазур вскочил, несколько секунд помедлил, давая тому возможность аж несколько раз надавить на спуск. И лишь потом, когда тот сообразил, что к чему, дернул затвор, аккуратно скосил его недлинной очередью в три патрона.
Перевел дыхание. Все, с кем он в темпе п о р а б о т а л, лежали неподвижно, трое жмуриков и один живой – а прочие так и стояли, изображая финальную сцену бессмертной пьесы «Ревизор». Следовало ковать железо, пока горячо, пока не начались сопли, вопли и интеллигентские дискуссии о природе вещей и явлений.
– Внимание! – громко сказал Мазур, держа автомат в опущенной руке. – Здесь нам больше делать нечего. Черт их знает, сколько их еще поблизости... Слушай мою команду: на сборы – ровно десять минут. Все пожитки – навалом в грузовик. Сами – туда же. Я сказал – десять минут! Кто замешкается, здесь и останется. – И он рявкнул так, что любой старорежимный старшина сверхсрочник удавился бы от зависти: – Я кому сказал, мать вашу? Выполнять! Шмотье в машину, десять минут на сборы!
Конечно, поначалу имела место некоторая толкотня – но Мазур, рыкнув еще грознее, кому поддал по мягкому месту прикладом автомата, кого просто подбодрил ненормативной лексикой, не делая скидок на пол и возраст. Дело наладилось, лишний раз доказывая, что армейские порядки порой незаменимы и в мирной гражданской жизни. Народец в хорошем темпе кинулся таскать пожитки из палаток к грузовику. Мазур стоял посреди этой суматохи, дирижируя энергичными жестами и рявканьем. Когда атаман заворочался с твердым намерением ожить, без раздумий успокоил его пинком в брюхо. Махнул повеселевшему Котовскому и, когда тот подошел, приказал:
– Давай Томку в нашу машину, быстренько!
Он не засекал время, но все равно осталось впечатление, что археологический народец сработал с опережением. Даже храпевшего Буряковского закинули в кузов так сноровисто, словно это был мешок с ватой.
– Отставить! – рявкнул Мазур, когда археологи растерянно затоптались возле опустевших палаток. – Нашли о чем думать... В кузов все и валяйте отсюда! До города, не оглядываясь! Там у них милиция есть, пожалуетесь... Бей по газам, орелик! – махнул он шоферу.
Грузовик, ревя и подпрыгивая на колдобинах, пролетел по широкой прогалине, выскочил на дорогу и припустил по ней так, что вмиг скрылся из виду. Мазур огляделся. Печурка так и дымила себе, от нее приятно пахло мясным супчиком.
– Придется как-то это дело замазывать... – сказал он, остывши.
– Замажем, Степаныч, – пообещал Котовский. – Есть у нас в городе подвязочки, все будет в ажуре... – Он покрутил головой. – А ты у нас проворный...
– Это называется – профессионализм, – сказал Мазур устало. – Что же с этим-то делать...
– Сейчас сделаем, – пообещал Котовский, осклабясь.
Он подобрал карабин, окончательно дослал патрон в ствол и выстрелил два раза, ловко и быстро передернув затвор.
Вмиг очнувшийся атаман взвыл, как та собака из анекдота – нечеловеческим голосом, задергался в пыли, суча ногами. Мазур констатировал, что обе нижних конечности у него прострелены качественно – но не испытывал ни жалости, ни неудобства. Он слишком долго прожил на неправильной стороне улицы, где разумная жестокость по отношению к врагу считается обычнейшим делом...
– Вот так оно будет справедливо, – сказал Котовский, хищно раздувая ноздри. – Ноженьки собственной рубашкой перевязать можно, где-то тут лошадки привязаны... Если очень захочет, до своего улуса доберется. А не доберется, такое уж у него невезение. Я ему благородно и великодушно давал шанс... У тебя, Степаныч, часом, нет моральных возражений или гуманных поправок?
– Да нет, – сказал Мазур угрюмо. – Вот только что нам с твоим парнишкой делать?
– Не в Шантарск же вести на лафете, – сказал Котовский устало. – Коли уж такая судьба у человека. Нет времени торжественные похороны устраивать с венками и речами. Погоди, я только у него ксиву заберу. В городе замажем потом...
* * *
...Он гнал джип по петлястым проселочным дорогам, нимало не жалея дорогущую машину. Мазур держался обеими руками – правой за скобу над головой, левой за панель – но все равно, мотало, как в бурю. На заднем сиденье подкидывало Томку, так и не проронившую за это время ни словечка. Пару раз Мазур видел в зеркало заднего вида ее физиономию – отрешенную, унылую. Ну, что поделать, некогда утирать слезки и гладить по голове...
47 
