Извергатель огня впился взглядом в Карима.
– Да ты шутишь, парень!
– Похож я на шутника?
– Как звали твоего мальца?
– Жюд. Жюд Итэро.
– И ты воображаешь, что кто-нибудь вспомнит мальчишку, который, может быть, заходил в наш цирк полтора десятка лет назад?!
Карим встал.
– Ты прав. Извини.
Но циркач внезапно схватил его за отвороты куртки.
– Ладно, слушай. Жюд приходил сюда. Несколько раз. Когда мы репетировали. Стоял столбом и глядел, как зачарованный... Прямо как под гипнозом – замрет на месте и смотрит, смотрит...
– Что?!
Человек поднялся на одну ступеньку и сел рядом с Каримом. Он снова заговорил, и на сыщика пахнуло запахом бензина, шедшего у него изо рта:
– Жара в то лето стояла убийственная, рельсы и те, наверное, плавились, ей-богу! Жюд заявлялся к нам четыре воскресенья подряд. Мы с ним были почти ровесники. Играли вместе. Я учил его выдыхать огонь. Ну, в общем, знаешь, как оно бывает в этом возрасте: ребятня сходится быстро – не успеешь оглянуться.
Карим сверлил Бразеро взглядом.
– И ты так хорошо все помнишь спустя четырнадцать лет?
– Но ты ведь на это и рассчитывал, верно?
Сыщик повысил голос.
– Я тебя спрашиваю, почему ты так хорошо запомнил все это.
Циркач спрыгнул вниз, сдвинул каблуки и, поднеся факел ко рту, дунул. Над факелом взвился столб огненных искр.
– А помню я, парень, оттого, что было в этом мальце кое-что особенное.
Карим вздрогнул.
– Где? На лице?
– Нет, не на лице.
– Тогда что же?
Циркач выдохнул несколько языков пламени и рассмеялся:
– А вот что, парень: Жюд-то был девчонкой.
33
Медленно, шаг за шагом, Карим начинал открывать истину. По словам извергателя огня, ребенок, четырежды приходивший в цирк Бразеро, был девочкой, тщательно преображенной в мальчика. Короткая стрижка, мальчишеская одежда, мальчишеские ухватки. Рассказ циркача не оставлял и тени сомнения: «Она ни разу не призналась мне в этом... Это была ее тайна, понял? Просто я сам заметил, что дело неладно. Во-первых, очень уж она была хорошенькая, прямо куколка, ей-богу! Да и голосок у нее был тоненький, девчачий. А главное – фигурка... Ей было лет десять – двенадцать, но кое-что уже начинало проклевываться. Засек я еще и другое. Она носила в глазах такие штучки, которые меняют цвет зрачков. Они у нее были сплошь черные, как чернила, таких в природе не бывает. Уж на что я был несмышленыш, а и то заметил. Она все жаловалась на резь в глазах, говорила, что боль пронизывает голову насквозь...»
Карим пытался сложить части этой головоломки. Мать ребенка смертельно боялась демонов, охотившихся за ним. По этой причине она и покинула прежнее место жительства и переселилась в Сарзак. Там она взяла себе новую фамилию – Карим клял себя за то, что не догадался проверить это раньше, – сменила имя ребенка и, более того, его пол, стараясь как можно надежнее укрыть от опасности. Таким образом, его совершенно невозможно было найти и опознать. Однако два года спустя демоны появились и в этом городке, в Сарзаке. Они по-прежнему искали ребенка и могли вот-вот обнаружить его. Обнаружить ЕЕ.
И мать впала в безумную панику. Она уничтожила все документы, журналы, записи, где упоминалось имя ее дочери – пусть даже вымышленное. И главное – фотографии, ибо одно было совершенно ясно: преследователи могли не знать нового имени ребенка, но они знали его в лицо. Именно лицо они и разыскивали: оно служило доказательством, уликой. По этой-то причине они и должны были начать со школьных снимков в поисках своей жертвы. Но кто же были эти демоны? И откуда они явились?
Карим спросил Бразеро:
– Эта девочка никогда не говорила с тобой о демонах?
Молодой человек продолжал свои манипуляции с факелом.
– О демонах? Нет. Демоны... – Он с усмешкой оглянулся на своих товарищей, – ...это, скорее, мы сами. А Жюд вообще была не болтлива. Мы больше играли. Я только и успел, что научить ее плеваться огнем.
– Это ее интересовало?
– Говорю тебе: она глаз не спускала с огня. И попросила научить ее... чтобы защищаться. И защитить мать. Так она мне сказала. Странная она была, эта малышка.
– О матери она что-нибудь рассказывала?
– Нет, мать я никогда и не видел... Жюд сидела здесь часок-другой, потом смотришь – а ее уже и след простыл... Прямо как Золушка. Каждый раз она исчезала таким манером, а потом и вовсе перестала приходить.
– Больше ничего не вспомнишь? Еще какие-нибудь мелочи, странности, которые могли бы мне помочь?