Особенно,... 
108 
– Называйте это как угодно – талисманом, оберегом, – сказал князь, наблюдая за игрой синего сияния и теней внутри сосуда. – Не в том суть. Главное, человек, у которого в кармане будет лежать этот предмет, никогда не проиграется в карты… По-моему, это очень близкая вам тема, даже, можно выразиться, животрепещущая? Здесь собраны обережения на все случаи жизни. На дуэли или на войне любая пуля всегда пролетит мимо вас, как и разбойничий нож промахнется. Вы никогда не подхватите какую-нибудь эпидемическую заразу… И даже простой насморк. Вас никогда не бросит женщина. Вас не смогут обмануть. Вас будет особенно ценить, продвигать и награждать начальство. Счастье, удача, везение – это все здесь… Поменяемся? Вам достанется этот небесполезный ящик, а мне – кипа старых бумаг и дрянное колечко…
– А что это там, внутри, виртуозится? – спросил Пушкин с искренним интересом. – Или… кто?
– Какая вам разница? Если эти предметы служат надежнее механизма лучших часов?
– Слыхивал я краем уха и про подобное, – сказал Пушкин. – Не нравится мне тот, кто там сидит, тем более когда их столько… Говорят еще, что хозяин такой вот вещички, когда умрет, получит в лице этой твари из склянки настойчивого проводника в те места, куда ни один здравомыслящий человек не станет стремиться…
– А если я вам скажу, что это вздор?
– Все равно.
– Послушайте, – тихо, серьезно произнес князь. – Вы, я вижу, чертовски капризный клиент… Скажите в таком случае, что вам самому нужно?
– А вы можете предложить что-то еще?
– Едва ли не все, что вам может прийти в голову… – Князь сделал широкий жест. – В этой комнате найдется множество полезнейших предметов… скажите только, чего вы хотите.
– Ничего.
– Я так и не могу понять, что это – убежденность или глупость? – заметно теряя терпение, спросил князь. – Ведь вам самому, вам лично ни эти бумаги, ни кольцо не нужны. Ну зачем вам умение двигать неодушевленные предметы? Уж безусловно вы не собираетесь управлять картами в колоде или изумлять девиц, заставляя плясать ломберный столик… Привезете все это начальству, вас похлопают по плечу и в виде поощрения предложат еще какое-нибудь дельце, на котором вы уж точно сломаете шею… Ну, могут еще выхлопотать медаль, следующий чин… Не мелко ли?
– А вам зачем это все? – спросил Пушкин. – Коли уж шкафы у вас и без того ломятся от чудесных и диковинных предметов? Зачем вам умение управлять статуями или деревянными птицами, какими торгуют на ярмарках? Не хотите же вы начать карьеру фокусника в балагане? «Карраччоло – укротитель стульев и подсвечников!» Не могу представить вас в столь пошлой роли. Можно, конечно – я с этим уже сталкивался – совершать с помощью этого умения убийства за щедрую плату… Но это опять-таки мелко, и человеку вроде вас выгоду принесет мизерную…
Лицо князя было мечтательным и чуточку отсутствующим. Он словно бы расслабился на краткое мгновение.
– Мизерная, говорите, выгода? Ну, это как сказать… – и тут же спохватился. – Любезный друг, а почему бы вам не признать, что и у человека вроде меня бывают коллекционерские страсти? Капризы пресыщенного аристократа?
– Простите, но мне плохо верится… – сказал Пушкин твердо. – У вас должна быть некая цель, я только не понимаю, какая… Но вряд ли она добродетельна. А потому все, что у меня есть, следует держать от вас подальше…
– Это ваше последнее слово? – без малейшего раздражения, очень деловито спросил князь.
– Да, разумеется, – сказал Пушкин. – Что бы вы ни предлагали…
С невозмутимым видом князь кивнул – и только в следующий миг Пушкин понял, что кивнул не ему, а кому-то за его спиной. Он вскочил на ноги, но было поздно – несколько сильных рук схватили его так, что пошевелиться не было никакой возможности, а чья-то сильная ладонь еще и вцепилась в волосы, удерживая голову так, что смотреть он мог только вперед. Ногти на этих пальцах были не короче, чем у него самого, больно царапали кожу, словно и не ногти это были, а… Он с содроганием увидел краем глаза, что вцепившаяся в его локоть ручища хотя и не отличалась почти от человеческой, но кожа на ней была коричневая, морщинистая, как кора старого дуба, покрытая пучками жесткой черной щетины.
– Вы ужасно самонадеянны, молодой человек, – наставительно сказал князь, выпрямившись во весь рост. – Точнее говоря, вас подвело неумение выстраивать логические размышления до конца. Не стану скрывать, я и в самом деле не могу отобрать у вас силой то, что мне нужно… Но отчего вы решили, что и во всем остальном вам обеспечена полная неприкосновенность? – Он улыбнулся уже без тени дружелюбия. – Вы все же отдадите мне то, что меня интересует, совершенно добровольно. Так и скажете: «Возьмите, будьте так добры…». Этого будет достаточно.
108 
