– Совершенно не время, – прошептала Катарина с сожалением. – Лучше бы нам поскорее отсюда выбраться. Да и твой сумасбродный дружок уже торчит у входа, грозя разнести тут все к чертовой матери, он и полицейских притащил… Как будто это могло тебя спасти из подземелий…
– Значит, он жив-здоров?!
– А что с ним должно было случиться? – пожала она плечами.
– Князь говорил…
– Он тебя просто припугнул… – Катарина потянула его за руку к двери. – Конечно, тебе, быть может, и стоило с ним поменяться… Но, в конце концов, тебе виднее, ты мужчина, должен решать сам… Пойдем. Выйдем в парк, а там я тебя проведу к воротам.
Пушкин шел за ней, все еще не в состоянии привести в порядок мысли и чувства – слишком много неожиданностей случилось за короткое время. Поразмыслив, он спросил:
– Значит, ты не имеешь отношения…
– Увы, – сказала она тихо и печально. – Имею. Я – в его руках. Всецело. Знаешь ли, иные жуткие сказки порой основаны на самой доподлинной реальности… Я была молодая и глупая и клюнула на заманчивую приманку…
– На что?
– А какая разница? Если мне теперь никуда от него не деться.
– И ничего нельзя сделать?
Он опомнился настолько, что им руководили теперь не только сочувствие к запутавшейся в колдовских сетях красавице, но и холодный служебный рассудок. Невозможно и желать лучшего свидетеля, знающего жизнь этого чертова гнезда изнутри, способного рассказать, никаких сомнений, очень и очень многое, так что ей нужно помочь не из одной доброты душевной…
– Как сказать…
– Ты сама признаешь: многие сказки основаны на реальности. А в сказках частенько храбрый человек может расколдовать пленницу колдуна…
Катарина остановилась, повернулась к нему, ее глаза сияли надеждой:
– А ты бы смог?
– Что именно?
– Ну вот, начинаешь осторожничать…
– Все, что угодно, – сказал он решительно. – Я не верю, что эта публика сильнее нас, не зря же они прячутся по углам…
– Хорошо, – сказала она с задумчивым видом. – Нынче вечером будет маскарад в палаццо Чинериа, я пришлю тебе билет и костюм…
– И моему другу тоже.
– Ну, разумеется. Там мы сможем поговорить свободно, без лишних ушей и глаз… – У нее вырвалось едва ли не со стоном: – Если бы тебе удалось! Сюда…
Она протянула руку к стене, кажется, что-то нажала – и распахнулась узенькая дверца, за которой был запущенный парк.
Солнце стояло значительно ниже, и от деревьев протянулись густые черные тени, меж которыми лениво плавали тени больших птиц, похожих на ворон. Пушкин поднял голову, но никаких птиц над головой не увидел. Снова посмотрел на землю. Снова – в небо. Не было видно ни единой птицы, но их тени все так же кружили меж тенями деревьев…
Катарина заставила его свернуть с дорожки, и они двинулись напрямик по сочной зеленой траве, огибая дворец и пригибаясь, чтобы их не заметили из высоких окон первого этажа.
Ворота, как и прежде, были распахнуты настежь. И в них стоял, яростно жестикулируя тростью, барон Алоизиус, пытавшийся побудить двух флегматичных полицейских в форме к решительным действиям. Оба стража закона стояли за воротами, с видом терпеливым и словно бы даже чуточку скучающим. Сразу видно было, что все усилия барона бесплодны.
– Алоизиус! – радостно позвал Пушкин.
Барон обернулся – и бросился к нему, раскрыв объятия:
– Сто чертей мне в печенку, вы живы! Эй! Эй! Отойдите от моего друга, я вам говорю, девица! – И он, сжав кулаки, решительно шагнул так, чтобы встать перед Пушкиным, заслоняя его от Катарины.
Девушка сделала гримаску и отступила на шаг.
– То-то, – удовлетворенно хмыкнул барон, извлек из кармана клетчатый узелок, торопливо развязал узел зубами и, держа платок, словно гранату, размахнулся.
В сторону Катарины полетело облачко какой-то трухи, остро пахнущей чем-то вроде полыни, попало ей на платье, в лицо. Она заслонилась ладонью, чихнула, кое-как отряхнула с платья беловато-серые кусочки, больше всего смахивающие на порезанную крупными кусками сухую траву. Выпрямилась, спросила с исконно аристократической холодностью:
– Сударь, вам никогда не приходилось бывать в лечебнице для скорбных умом?
Барон, выглядевший чуточку сконфуженным, пробормотал:
– Ну ладно, ладно, каждый может ошибиться… Вы невредимы, мой друг? Я уж хотел взять этот притон штурмом, только эти остолопы никак не желают олицетворять закон. Говорят, что у меня нет достаточных оснований выдвигать обвинения против уважаемого и почтенного жителя города Флоренции…