– Я приветствую царя Понта… – попытавшись улыбнуться, Селевк слегка кивнул – поклонился. – Будь моим гостем. Все твои желания исполним…
«Если уж пошла полоса невезения, так это надолго, – с горечью размышлял какое-то время спустя Селевк. – И надо же было мне наткнуться именно на Митридата! Но с другой стороны, я ведь оказал ему большую услугу и, надеюсь, будущий царь Понта не страдает забывчивостью. Ладно, что теперь гадать, дело слажено, назад хода нет – мое слово твердо…»
Под покровом ночи эскадра киликийцев взяла курс на Нимфей[256]…
Спустя полмесяца из гавани Нимфея вышел достаточно солидный купеческий караван с охраной, направившийся в Боспор. На судне известного купца Евтиха находились и Митридат с Гордием, одетые в скромные одежды небогатых путешественников. Их появление на палубе не вызвало особого любопытства у команды, что вполне устраивало Евтиха, старого приятеля понтийского купца Менофила, ярого сторонника Митридата Диониса.
Море было седым и мрачным. Сильный ветер надувал тугие паруса кораблей и со свистом срывал с гребней волн клочья пены. По левому борту чернели скалы Таврики. Там диким зверем ревел прибой, и косой дождь хлестал по осклизлым утесам и крышам редких жилищ, чтобы излиться грязными ручьями в бухты и заливы. Поздняя осень поила живительной влагой высохшую за лето до каменной твердости землю прибрежной полосы и предгорий.
Где-то там, впереди, за бесчисленными бурунами мелководья и крутыми боками уснувших мысов, скитальцев ждал Пантикапей.
ЗАПАДНЯ
Часть четвертая.
ГЛАВА 1
Богат и славен город Пантикапей! Кто в Тавреике не мечтает побродить по его улицам, потолкаться на шумных рыночных площадях, а затем, если ты богат и важен, потрапезничать в городском пританее?[257] Даже самый последний дикарь, варвар со скифской равнины или подозрительный горец, попадая в столицу Боспорского царства, с немым благоговением взирает на величественные белокаменные храмы чужих богов и циклопические стены акрополя. Да что говорить о них: погрязший в гордыне просвещенности, видавший виды эллин, едва ступив на причал, не может прийти в себя от изумления до самых дверей первой из попавшихся на глаза харчевен, где подают любые вина и такие яства, что о них в Элладе слыхом не слыхивали. Лес мачт в гавани, стук молотков и визг пил в доках и на верфях, сверкающая серебром чешуя свежайшей рыбы в корзинах, горы золотой скифской пшеницы, рассыпанной по деревянным настилам для просушки перед отправкой в заморские страны, запотевшие амфоры с молодым вином, кучи просоленных шкур, круги темного воска, окоренные бревна, тюки с тканями, ящики со звонкой черепицей; менялы, моряки, рабы, наемники, ремесленники… о, боги, да мало ли кто мог встретиться путешественнику на пороге Пантикапея!
Подкрепившись с дороги, чужестранец первым делом поспешает на городскую агору, благо это по пути – общественные здания для приезжих находятся у подножья горы, на плоской макушке которой, за широкой лентой стен акрополя, высятся храмы и царский дворец. Вымощенная тщательно отесанными и подогнанными плитами улица неторопливо взбирается на склон горы, превращенной подпорными стенами из дикого камня в широкие террасы, где горделиво красуются среди зелени деревьев богатые дворцы знати и приближенных царя.
На агоре в любое время дня многолюдно. Огромный фонтан, отделанный привозным мрамором, плещется желанной прохладой, а полуденный зной кажется не таким невыносимым в тени навесов, сооруженных вокруг площади, украшенной статуями, стелами и колоннами зданий, соединенных крытыми галереями. Молодые девушки с гидриями[258] в сопровождении степенных матрон в высоких головных уборах с ниспадающими на плечи покрывалами – дань варварской моде – щебечут у водоразборного бассейна с кристально чистой холодной водой, бегущей сюда по керамическим трубам из горных источников, и их невинный лепет заставляет трепетать мужественные сердца воинов царской спиры[259], щеголяющих начищенным до нестерпимого блеска оружием и пестрой одеждой из дорогих персидских тканей. Убеленные сединами старцы под навесами неторопливо и обстоятельно обсуждают последние городские новости и сплетни, сокрушаясь по поводу дороговизны привозных вин и попивая местное боспорское. Купцы из метрополии, собравшись в плотные группы, едва не шептом решают важную проблему – как сбить цены на сочную боспорскую солонину, пользующуюся большим спросом в Аттике[260]. Гордые потомки Спартокидов[261] в белоснежных, украшенных нашивными золотыми бляшками одеждах – опять-таки влияние варварского окружения – медленно прохаживаясь в обществе слуг и блюдолизов, с вальяжным цинизмом сибаритов беседуют об отличии в мировоззрении давно почивших философов Смикра и Сфера Боспорского и возмущаются плохим состоянием городских терм, где который год не могут отремонтировать гимнастический зал.