ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>

В сетях соблазна

Симпатичный роман. Очередная сказка о Золушке >>>>>

Невеста по завещанию

Очень понравилось, адекватные герои читается легко приятный юмор и диалоги героев без приторности >>>>>

Все по-честному

Отличная книга! Стиль написания лёгкий, необычный, юморной. История понравилась, но, соглашусь, что героиня слишком... >>>>>

Остров ведьм

Не супер, на один раз, 4 >>>>>




  124  

Для польской администрации в крае собрать столь большой отряд было непростой задачей. Польское государство в ту пору имело незначительные военные силы. В 1717 году своевольная шляхта добилась ограничение постоянной армии до 24 тысяч, что царю Петру было на руку. Тем временем соседка Польши, небольшая Пруссия, держала под ружьем сто тысяч человек, а Россия – двести.

Фактически Польша имела в постоянной готовности всего 17—18 тысяч жолнеров. Для такого большого государства, каким являлась Речь Посполита, это были совсем мизерные силы. Из них 12 тысяч стояли в самой Польше, остальные находились в Литве. Польская армия была разделена на четыре так называемые партии: великопольскую, малопольскую, сандомирскую и украинскую. (Партия означала дивизию или корпус.) И огромную область Правобережной Украины, три большие губернии – Волынскую, Подольскую и Киевскую, – охраняла всего одна дивизия, в которой не насчитывалось и четырех тысяч солдат.

В конечном итоге ватагу Мусия Гамалеи полякам удалось разбить. Последний бой был знатным, спаслись немногие, в основном пластуны, которые умели раствориться буквально на глазах. Наверное, Мусий был неправ, когда отказывался принимать в ватагу, состоящую из казаков, крестьян и пахолков. Так, по крайней мере, думал Василий и сказал об этом своему наставнику. Тогда у них было бы не сотня гайдамаков, а больше тысячи. На что Гамалея резонно ответил ему: «Не лезь поперед батьки в пекло. Еще не пришло время народ поднимать. Всякому овощу свой час. Люди еще не готовы, как при Хмеле, дружно подняться и пустить панов под нож».

Деньги и ценности, отнятые у шляхты, гайдамаки зарыли в землю, взяв с собой лишь столько, сколько могли унести. И разбежались, рассыпались кто куда. Часть осела в зимовниках, кто-то ушел на Гард, а кто и в Сечь, благо ханская гроза лишь погромыхала над Кошом, но вреда никакого не нанесла.

Обычно неразлучные Мусий и Василий тоже решили ехать на Сечь. Но на некоторое время они разделились. Гамалея вознамерился проведать старого боевого товарища, а Василий уже давно горел желанием навестить хутор возле речки Громоклеи, где он вырос и где находилась могила его матери…

Хутор, притаившийся в балке, заметить было трудно. Только запах дыма из печных труб выдавал присутствие людей в этом глухом месте (уже вечерело и хозяйки готовили ужин), да узкая, изрядно заросшая дорога, хранившая на себе слабые отпечатки колес крестьянских телег.

Хутор был небольшим – всего семь хат и два десятка камор, сараев и овинов. Возле каждой хаты рос сад, где стояли пчелиные ульи, но плетней, обычных в украинских селах, казак не заметил. Похоже, на хуторе жили люди, которым делить было нечего, – земли в этих безлюдных краях хватало и за межи никто тяжбы не устраивал.

Василий подъехал к одной из хат и спешился. От волнения у него даже ноги подкашивались; впрочем, не столько от волнения, сколько от длинной дороги и усталости – он ехал всю ночь. Хата была большой, ухоженной, в ней явно жил не бедный человек. Казак хотел окликнуть хозяев, но в горле у него пересохло, и он лишь хрипло каркнул.

Неожиданно кусты бузины раздвинулись, и перед казаком появился мальчик; ему было не более трех лет. В руках он держал самодельный детский лук с наложенной на тетиву стрелой.

– Ты кто? – пытаясь быть грозным, спросил мальчик. – Стой, иначе получишь!

– Меня зовут Василий, – сказал казак, присаживаясь на корточки. – А тебя как?

– Максим Зелезняк, – серьезно ответил мальчик, но лук не опустил.

– Железняк… – Глаза казака неожиданно увлажнились. – Максимка… Сынок…

– Максим, где ты там, горе луковое? – раздался женский голос. – Иди до хаты! Ужин стынет.

На пороге появилась высокая статная молодица в очипке, вышитой сорочке и узорчатой плахте.[126] Завидев Василия, она мгновенно побледнела. А затем громко вскрикнула, словно раненная чайка, и бросилась к казаку.

– Я уже не чаяла увидеть тебя живым! – лепетала она сквозь радостные слезы, осыпая лицо казака поцелуями. – Любимый мой, солнце мое!.. Как долго тебя не было. Я так по тебе соскучилась!..

– А как я скучал… – Глаза Василия Железняка тоже были на мокром месте. – Милая Калинка…

– Что ж мы тут стоим, как засватанные? – наконец спохватилась Калина, с трудом оторвавшись от Василия. – Пойдемте в хату. Максимка, это твой батька.

Василий подхватил сына на руки, крепко поцеловал и передал его Калине со словами:


  124