Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
127 
Эту записку Меншиков скопировал для Павла Леонтьевича в точности. Уж непонятно, зачем; наверное, хотел уязвить наказного гетмана, показать ему, что без его поддержки Полуботок – ничто, меньше чем ноль.
«Теперь понятно, – мрачно думал Полуботок, – откуда ветер дует… Мало того, что великоросс Вельяминов воду в Малороссии мутит, так еще и свой, Данила Апостол, подпрягся. Будто не видит, что конец казацким вольностям приходит. К тому же Меншиков несомненно ведет двойную игру – и вашим, и нашим. Он и с Апостолом в дружеских отношениях, и со мной заигрывает, ждет подношений. Падок на мзду светлейший князь, ох, падок… А что там у царя в голове, один бог ведает. Как решит, так и будет, и никакие Меншиковы и прочая ему не посмеют перечить».
Гетман вспомнил указ Петра, который царь дал Сенату в начале 1723 года: «Объявить казакам и прочим служилым малороссиянам, что в малороссийские полки по их желанию определяются полковники из русских, и притом же объявить, что ежели от тех русских полковников будут им какие обиды, то мимо всех доносили бы его величеству, а посылаемым в полковники инструкции сочинять из артикулов воинских, дабы никаких обид под смертною казнью никому не чинили». Этот указ подействовал на старшину как ледяная купель. Как можно?! А наши права, а казацкие свободы?!
Права… Полуботок горько улыбнулся; получилась не улыбка, а скорбная гримаса. Права нужно отстаивать сообща, гуртом, а старшина кто в лес, кто по дрова. Вот и появляются такие инструкции, одну из которых получил при назначении на уряд новый полковник Стародубского полка великоросс Кокошкин.
Гетман порылся в бумагах, лежавших на столе, нашел изрядно помятый листок (полковой писарь, которому немало заплатили за копию, прятал ее в шароварах) и начал читать:
«Так как обыватели малороссийского Стародубского полка несносные обиды и разорение терпели от полковника Журавки и для того били челом, чтоб дать им полковника великороссийского, поэтому в незабытной памяти иметь ему, Кокошкину, эту инструкцию, рассуждая, для чего он послан, а именно чтоб малороссийский народ был свободен от тягостей, которыми угнетали его старшины. Прежние полковники и старшина грабили подчиненных своих, отнимали грунты, леса, мельницы, отягощали сбором питейных и съестных припасов и работали при постройке своих домов, также казаков принуждали из казацкой службы идти к себе в подданство, то ему, Кокошкину, надобно этого бояться как огня и пропитание иметь только с полковых маетностей. Прежние тянули дела в судах, а ему надобно быть праведным, нелицемерным и безволокитным судьею. Надобно удаляться ему от обычной прежних правителей гордости и суровости, поступать с полчанами ласково и снисходительно. Если же он инструкции не исполнит и станет жить по примеру прежних черкасских полковников, то и за малое преступление будет непременно казнен смертию, как преслушатель указа, нарушитель правды и разоритель государства».
Что да, то да, Лукьян Журавка был неправ… Нельзя доводить голоту до белого каления. Кнут – это хорошо, это правильно, народ без строгостей начинает на шею садиться, но и медовый пряник нельзя забывать.
Вот и допрыгался Лукьян… до конфискации всего нажитого. Забыл, что сладкие речи и бочонок горилки из полковничьих погребов на праздники оказывают на сирому гораздо большее влияние, чем любые, самые строгие, указы.
Но зачем все это Апостолу, если он вознамерился принять гетманскую булаву? Или до него не доходит, что своими злокозненными действиями он рушит даже не стены, а фундамент Гетманщины?
Впрочем, на Данилу это похоже… Ведь это Апостол донес Мазепе, что Полуботок-старший находится в сношениях с низложенным Иваном Самойловичем и что он якобы благоприятствует намерениям Самойловича произвести в Малороссии смуту, чтобы самому сделаться гетманом, после чего у Полуботков отобрали маетности, отца лишили полковничьего уряда, и всю семью едва не отправили на каторгу. А могли отца и Павла даже на голову укоротить.
Конечно, в этом доносе была вина и Павла Леонтьевича. Тогда он состоял в дружеских отношениях с Апостолом и как-то в хорошем подпитии рассказал Даниле, что слышал от Самойловича недобрые речи про гетмана. А миргородский полковник, чтобы подлизаться к Мазепе, раскрутил из пьяной болтовни целый заговор.
Но то дела давно минувших дней. А что сейчас делать? В конце января Вельяминов ездил в Москву для личного отчета Петру Алексеевичу о положении в Украине и о деятельности Малороссийской коллегии. Вдогонку ему Полуботок отправил шестерых своих посланников – В. Кочубея, С. Гамалею, Г. Грабянку, П. Войцеховича, И. Холодовича и И. Доброницкого. Они повезли челобитные об избрании гетмана и замещение вакансий генеральной старшины и полковников.
127 
