74 
Оба филёра постарались на совесть — судя по их докладу, им пришлось обойти не менее двух дюжин ювелирных и антикварных лавок, прежде чем отыскали два бухарских ордена. Бестужев именно их и потребовал достать хоть из-под земли: с другими обстояло гораздо более рискованно, барон, дока в этом деле, мог бы моментально почуять обман. А касательно эмира бухарского Бестужев достоверно знал, что тот и в самом деле по азиатскому своему характеру и не знает даже, что в передовых государствах ордена вручаются непременно с сопутствующими именными дипломами. Именно так он их и вручает: небрежно вытащив из кармана халата — Бестужев знал по Петербургу несколько случаев.
— Господа, господа! — ликующе возгласил барон, оборачиваясь к компании. — Только что мой друг князь Иван вручил мне от имени эмира бухарского высокую награду!
И торжествующе воздел распахнутую коробочку на вытянутой руке. Посыпались поздравления — Бестужев, впрочем, подметил, что многие украдкой иронически переглядывались: ну конечно, барон со своей страстью коллекционировать ордена на собственной груди был постоянным предметом лёгких насмешек, Илона об этом упоминала…
Кто-то закричал, что это дело следует непременно вспрыснуть, и к потолку вновь взлетели пробки от бутылок с шампанским. Бестужев скромно держался словно бы в сторонке, не выдвигаясь на передний план. Прошло не менее четверти часа, прежде чем он решил, что настало время действовать. К тому времени картёжники уже уселись вокруг стола и забыли обо всем на свете, кроме своего занятия, вызванные лакеи наскоро прикрепили звезду к сюртуку барона, едва найдя свободное местечко, — и те, кто карточной игрой не прельстился, остались за столом, потягивая шампанское.
С долей словно бы смущения, достаточно небрежно Бестужев произнёс:
— Руди, я хотел бы тебя кое о чём попросить, но не знаю, удобно ли это и уместно вообще…
— Бог мой, Иван! — энергичнейше возопил барон (то и дело бросавший на свою грудь восторженные взгляды). — Мы с тобой друзья на всю оставшуюся жизнь, ведь верно? Что тут может оказаться неудобным и неуместным?!
— Мне пришла в голову чуточку циничная идея… — сказал воодушевлённый Бестужев. — Видишь ли, я, собственно, оказался точно в таком положении, как ты сегодня… Один мой знакомый попросил у меня разрешения воспользоваться моей здешней квартирой, чтобы побеседовать с некоей дамой о чрезвычайно важных финансовых делах… Оба считаются образцами высокой морали и супружеской верности, но теперь у меня…
— Возникли сомнения? — понятливо подхватил барон.
— Да, — сказал Бестужев. — После того, что я здесь только что видел посредством аппарата… Ох, чувствую я, речь пойдёт не о скучных биржевых делах, векселях и прочих штучках… Ты не мог бы одолжить мне на денёк аппарат? Вместе с этим… ну, тем субъектом, который им управляет?
Ни секунды не задумываясь, барон выпалил:
— Иван, и ты ещё сомневался?! Я-то думал, речь пойдет о чём-то серьёзном… я бы тебе помог в любом серьёзном деле, а уж в такой безделице… Да ради бога! Бери хоть на неделю! Хоть на две! Отказать другу в таком пустяке?! Ты ещё плохо знаешь широту души Моренгеймов!
Итак, всё складывалось просто великолепно! Бестужев, ободрённый успехом, сказал:
— Они должны прибыть ко мне на квартиру уже через два часа… Ты позволишь, я заберу аппарат прямо сейчас?
— Хоть сию минуту! — вскричал барон.
Он легонько потряс колокольчиком, звук был не громче звяканья чайной ложечки в стакане, но лакей возник моментально, так, словно услышал набатный звон.
— Позови этого… — бросил барон. — Ну, как его… изобретателя. Живо!
Если бы всё зависело только от лакея, инженер, несомненно, возник бы в зале уже через пару мгновений. Однако всё прошло далеко не так быстро: Штепанек объявился без поспешности, шагал, как и в прошлый раз, неторопливо — пытался сохранить единственно возможную в данной ситуации кроху собственного достоинства. «Странно, — подумал Бестужев, — он же умный человек, почему же отказался от предложения своего профессора? Уж наверное, то, что профессор предлагал, было гораздо менее унизительно, нежели потешать пьяных аристократов своим телеспектроскопом, за деньги, конечно же, небольшие. Маньяк, рехнувшийся на идее стать великим военным изобретателем? Что ж, возможно, однако он вроде бы не производит впечатления маньяка». Бестужеву стало казаться, что он что-то упустил в происходящем — но сейчас было не до того.
74 
