64 
– Тарки нашли лося, – сообщила Чуба-Ху вскоре после того, как они отошли на четверть кабелота от ледяной находки. Действительно, если вслушаться, можно было разобрать пощелкивания, доносящиеся как раз с той стороны, будто хлещут цыганской плетью, и взвизги.
– Может, им лось на что и сгодится. Растопят дыханием своих черных вампирских сердец… Давайте, давайте, не копайтесь…
Тарки по-прежнему тащились за ними. Иногда совершали рывки, забегали вперед и встречали отряд Сварога, сидя рядком где-нибудь на открытом месте, но на безопасном для себя расстоянии.
Сварог уже воспринимал их как свою домашнюю скотинку. Бредет сзади послушно этакое вот эксцентричное стадо, вампирская, понимаешь, отара. И опасны тарки так же, как страшна и опасна та же корова. Буренка, конечно, безобидна и покорна до отвращения, но лягнуть может, причем иногда без всяких веских к тому оснований. Будь настороже, сзади не заходи, под копыта не лезь – и все обойдется. Так же с тарками: не будь полным растяпой, не зевай, держи под рукой серебро – и никакие тарки не тронут. Правда вот, молока и шерсти от тарков не дождешься. Но, с другой-то стороны, они могут принести некоторую пользу – часовым, например. Часовые не сомкнут глаз, слыша, как рядом шипят и пощелкивают представители воинства нежити, и видя, как горят во тьме угольки их злых глазенок. Впрочем, может и не горят, может, Сварог наговаривает на тарков…
Дождь усиливался. Завеса из ливневых струй, накладываясь на вечер, семимильными шагами сдвигала видимость к нулевой отметке. «Кошачий глаз» Сварога помогал, конечно… но только ему одному и только отчасти: дождевые потоки «кошачий глаз» не пробивал, вот беда-то.
Шли по компасу дамургов. Карту Сварог не доставал уже давно. Пользы от нее в такую погоду – что рыбе от самоката: к местности не привязаться, поскольку доступная взгляду местность катастрофически сузилась до границы носа привязывающегося. Вот разве если стукнешься лбом в подходящий к привязке ориентир…
Комбезы дамургов предохраняли от ручьев, бегущих по спине, животу и прочей анатомии, но маски в экипировку дамургов не входили, и лицо заливали струи – теплые струи, следует признать, – однако от того не менее мокрые, не менее надоедливые и дыхание затрудняющие весьма.
Остановившись, Сварог собрал отряд вокруг себя. Развернул-таки карту, над которой Олес держал ругталь.
– Как бы медленно мы не продвигались последние часы, скоро должны выйти к реке. Если верить карте, река достаточно широкая… Достаточно настолько, что сегодня переправляться не будем. Шут его знает, что там, на том берегу. Выйдем к речке, пройдем берегом влево. Доберемся вот до этого скального массива… э-э… названия не разобрать… да и ладно. Скалы – это пещера, на худой конец – ниша или просто карниз. Там и заночуем, переждем дождик…
Двинулись дальше и скоро услышали за спиной громкий прерывистый вой.
– Тарки, – сказала Чуба-Ху. – Предупреждают, что чувствуют опасность.
– Нас предупреждают? – удивился Сварог.
– Так больше вроде и некого…
– А если это еще одна семейка тарков крутится поблизости? – спросил Рошаль, ладонью сбрасывая воду с лица.
– Если б они почувствовали другую семью, мы услышали бы свист и стрекот. – Чуба шла вместе со всеми, давно уже не принимая волчье обличье – дождь сбивает запахи, объяснил гуап: далеко отбежишь, можно заблудиться. – Это сигналы убираться подальше с их земли… или от их добычи. Семьи тарков ненавидят друг друга так же сильно, как люди ненавидят… подобных существ. Да откуда взяться еще одной семье? Я вообще до сегодняшнего дня думала, что тарков всех повывели.
– Это на Атаре, – сказал Пэвер. – Действительно ни одной особи не осталось. А здесь, пока людей еще нет…
– Мало ли что могло их насторожить, – перебил Рошаль. – Как я понимаю, трусости им не занимать…
Темнота аккурат на их пути сделалась гуще, стала непроницаемой. И эта густая непроницаемость по мере приближения начала принимать некие вполне определенные очертания.
Сварогу, вооруженному «кошачьим зрением», первому удалось разглядеть, что на пути вырастает…
Да, корабль. Вскоре его увидели все – когда подошли почти вплотную. Заваленный на бок деревянный галеон, пузатый весельный корабль, около пятидесяти каймов в длину. Если он пролежал на дне тысячу лет, то его можно поздравить с тем, как он сохранился: не то что не превратился в труху – даже не заметно щербин от выгнивших и провалившихся досок. И ракушками с засохшими водорослями галеон облеплен лишь до ватерлинии… За что такое счастье, спрашивается? Определенно без магической подмоги не обошлось. Или…
64 
