– Остановись здесь, Егорыч, – вдруг громко произнес Комсомолец.
Комсомолец вышел из машины, взяв какой-то сверток. Стоя у открытой дверцы, сделал Спартаку знак, чтобы тоже выходил. Спартак на ватных ногах выбрался наружу. Они двинулись по снегу, утопая в сугробах иногда и по колено. Комсомолец шел впереди.
Третья по счету мысль, посетившая Спартака, была не менее бредовая, чем предыдущие: «Если Кум собрался меня шлепнуть, сопротивляться не буду».
Они обогнули огромный валун, какими засыпал всю Карелию в незапамятные времена прогулявшийся по северным землям ледник, и вышли на берег небольшого озера. Одно из карельских озер, которых в этих краях не перечесть. Небольшое такое озерцо, похожее на блюдце. Летом – родниковой прозрачности, зимой – промерзающее почти до дна. Рыбное, как водится.
(Когда только начался голод, Спартак недоумевал, почему не могут организовать лов рыбы силами зеков. Это отчасти решило бы вопрос нехватки еды. И сделать было несложно. Составить отряд из самых благонадежных заключенных, которым сидеть осталось немного и бежать просто невыгодно, как ни крути. Отрядить на них одного конвоира, и пусть бы они с утра до ночи пропадали на реке или на озерах, пробивали бы проруби, опускали в них сеть. Их лесозаготовочную норму распределили бы на других зеков, осилили бы как-нибудь. А сеть раздобыть уж вовсе не сложно. Но, поразмыслив, Спартак понял, что никому, кроме заключенных, это не надо. Лишние заботы, да вдобавок лишняя ответственность. Начальник лагеря ни за что не согласится на подобное нарушение инструкций содержания в лагере. А вдруг чего случится? Сам тогда пойдешь по этапу. Гораздо проще ужесточить меры, закрутить гайки, погасить бузу. А что десяток-другой, а то и сотня-другая загнутся с голодухи – так это ж зеки. Не жалко.)
Зашуршала газетная бумага, полетела в снег.
– Выпей, – Комсомолец протянул Спартаку бутылку водки.
Спартак машинально приложился к горлышку. Сорокаградусная жидкость вливалась, как дистиллированная вода – ни вкуса, ни крепости не чувствовалось. Утерев губы рукавом, он отдал бутылку Комсомольцу. Так, передавая друг другу, молча допили до конца. Бутылка полетела в сугроб и навсегда исчезла в глубоком снегу.
Оба стояли и смотрели на спящее подо льдом озеро.
Комсомолец произнес, не поворачиваясь:
– Своим объяснишь так. Доктора накачали лекарствами и отправили восвояси. Сказали напоследок: «Нечего койки нам занимать, когда тяжелых некуда положить. Вот когда вновь помирать станешь, тогда вновь и возьмем тебя на лечение».
Спартак присел, набрал в ладони снега, растер им лицо. Сплюнул.
– Вот ответь мне. Когда еще выдастся спросить... – он говорил, глядя в никуда. – Ну ладно, у меня еще остался в жизни смысл. Найти жену. Быть с ней. Меня ломает, корежит, иногда невмоготу, иногда хочется со всем разом покончить... Но мысль о жене вытягивает меня из этих омутов на поверхность. А тебя? Чем ты держишься? Инстинктом самосохранения, о котором доктор Рожков говорил? И главное, ради чего, ради кого ты держишься?
Как до этого Спартак долго не мог говорить, так не мог сейчас молчать.
– Помнишь... дело было сразу после моего возвращения с Финской... ты расписывал Владе прекрасный дворец, который мы все строим, но пока-де леса еще не убраны, строительный хлам валяется повсюду и все в таком роде? Ты сейчас по-прежнему чувствуешь, что строишь какой-то там дворец? Вот среди всего этого? – Спартак обвел рукой безмолвные просторы. – Вместе с твоим осатаневшим от голода контингентом? Ну ладно... Пусть мы что-то строим и вносим лепту... А жить мы когда будем? Вот моя мать прожила жизнь... И что она увидела перед собой в последний миг? Уж никак не своды прекрасного дворца, а... потолок лагерной больнички... – Спартак сплюнул на снег. – Когда я буду жить с женой, когда мы детей рожать будем? Через пятнадцать лет? Когда я останусь без зубов, без легких и вообще без здоровья? Или когда мне намотают новый срок? И что ты собираешься делать дальше? Все то же самое? Жрать водку и ждать перевода в теплые края? Закручивая гайки, сажая в карцер, расстреливая...
У Комсомольца вдруг вырвался нервный короткий смешок.
– А вот тут ты напраслину возводишь. Неделю назад, прознав про бузу в лагере, приезжали... вышестоящие начальнички. Орали на нас с Хозяином, что мы миндальничаем с врагами, которые тут у нас совсем распоясались, чувствуют себя как на воровской малине. Грозились нас самих пустить по этапу, если не наведем порядок... любыми средствами.