– Судьба... – Геолог швырнул спичку в угол сарая. – Ох и не взлюбила она меня однажды. За то месторождение. За то, что один подарок судьбы решил превратить во множество подарков самому себе. То есть решил обмануть ее. Судьбу-судьбинушку.
Спартак понимал, что сейчас происходит с Геологом – он пытается многословием задавить вполне естественный страх и нервное напряжение.
– Помните вошебойку и наши игры в восстание рабов? – продолжал Геолог. – Все-таки мы провернули восстание, почти как древнеримцы! И финал у нас получается такой же. Разгромили нас, осталось только добить. Видимо, так всегда бывало, так всегда и будет.
– Не всегда, – сказал вдруг Галера. – Ведь это было второе восстание Спартака, а Бог троицу любит. Так что третье восстание окончится разгромом Древнего Рима.
– Ладно вам надрываться, – скривился Марсель. – Все ништяк. Кое-кто из наших наверняка прорвался, уже, считай, не зря бунтовали. Будут рюмки с заграничным пойлом, с каким-нибудь американским коньяком поднимать за нас в лондонах и парижах. Поминать как правильных людей. А вот эту мразь вертухайскую кто когда добром вспомнит?
– Интересно, куда мы теперь, в ад или рай? – вдруг сказал Юзек.
– Полагаю, в ад, – ответил ему Горький. – Но вроде там неплохая компания собирается.
– Да хоть бы и в ад, хуже, чем в лагере, уж всяко там не будет, – сказал Юзек. – И с вертухаями там договорим.
– Вряд ли в аду людей делят на сук и воров, – усмехнулся Горький. – Вряд ли там и кто-то охраняет, а стало быть, и вертухаев там нет...
– О чем-то не о том вас понесло, – хлопнул себя ладонями по коленям Марсель. – Давайте-ка лучше попрощаемся по-человечески. Может, и не удастся потом. Кстати, – он поднял вверх палец, – если кого подстрелят, то чтоб помирали мне молча, ясно? Сжал зубами ладонь и помирай. Вдруг то будет шальная пуля, а ты всех выдашь, как падла.
– Ты прав. Я сам хотел об этом, но забыл сказать.
– Конечно, прав. А когда я был не прав, а, Горький?
– Да даже если и был не прав... – Горький вдруг шагнул к Марселю и неожиданно его обнял.
– Мать честная, какие нежности! – воскликнул Марсель, но на объятие, чуть поколебавшись, ответил. – Ладно, все забыто, будем писать по новой...
Спартак вдруг расслышал нарастающий гул моторов.
– Танки пошли. – Он встал, поднял автомат. – Все, ребятки, пора. Сейчас начнется...
Началось, когда они пересекали двор дома с петухом на крыше. Бабахнула танковая пушка, раздался громкий звон разлетевшегося стекла. «Интересно, они прицельно лупят – допустим, заметив движение, или просто решили разнести деревню к едреной бабушке вместе с теми, кто в ней?» В ответ затрещал автомат. Это Юзек. Ага, а вот раздался и винтовочный выстрел. Наверняка пальнул Геолог. Потом вдруг где-то посередине деревни в небо ломанулся яркий столб огня. Похоже, Юзек пустил в дело одну из последних бутылок с зажигательной смесью.
Спартак провел отряд по краю огородов. Вот она, канава, спускающаяся к реке. Сточная, водоотводная. Спасибо тому, кто сделал ее достаточно глубокой, не было необходимости ползти к реке на брюхе. Ну, разумеется, приходилось пригибаться почти до земли, как же без этого.
А в деревне разгорелась нешуточная пальба. Видимо, сразу за танками в населенный пункт ворвалась пехота и автоматчики садили от души. Наверное, лупили по любому строению, в котором и за которым кто-то мог укрыться. Лупили по любой тени или предмету, хоть чем-то напоминавшему человека. Уж им-то точно патроны беречь нет никакой надобности.
Такая канонада как нельзя больше устраивала Спартака и его группу. Полное впечатление, что в деревне разгорелся последний и решительный бой, что уцелевшие зеки, числом не меньше роты, засевшие по всей деревне, оказывают яростное сопротивление наступающим. И нет никакого смысла осматривать реку, по которой только сумасшедший станет выходить из окружения...
Спартак остановился. Все, дальше ползком. Нырять в снег и медленно, очень медленно и крайне осторожно, не делая ни в коем случае резких движений, одолевать метр за метром. Им предстояло на животе проползти вдоль берега метров сто и еще двадцать метров, пересекая реку. Если их заметят, то положат всех легко и просто, как в тире. Не спасется никто, как можно спастись на открытой ладони?
Спартак почувствовал холодное мокрое прикосновение к лицу. Поднял голову. Не может быть!
Могло, и очень могло. Сверху летели снежные хлопья. Конечно, снег пока шел редкий и проку от него мало. Но, кажется, – Спартак боялся в это поверить – снег все усиливался. Снежная завеса – это же почти спасение...