37 
– Дак свинья-то была о-го-го.
– Интересно… – Гараня пошел по следу. – Ну-ка, ну-ка…
След обрывался возле невысокого, ветвистого дерева. Недоумевающий Гараня обошел его вокруг и, словно повинуясь какому-то внутреннему импульсу, посмотрел вверх.
– Ах ты, ядрен корень! – воскликнул он и радостно рассмеялся. – Ты взгляни, что он тут начудил.
Самусь поднял голову и увидел свинью, которая преспокойно лежала в развилке на небольшой высоте. Леопард съел треть своей добычи, не больше.
Гараня думал недолго. Вскарабкавшись на дерево, он сбросил то, что осталось от свиной туши, вниз, где они с Самусем сноровисто разрубили добычу зверя на куски, завернули их в пальмовые листья и сложили мясо в рюкзак бомжа.
– Есть предложение кое-что оставить и леопарду, – сказал Гараня. – Голову, например, внутренности, ребра – на них еще достаточно мяса. Это чтобы он не обиделся.
– Конечно надо оставить! – обрадованно воскликнул Самусь. – Спасибо, – поблагодарил он Гараню.
– За что? – удивился тот.
– Ну, в общем, за это… – Бомж замялся.
– Понял, – добродушно улыбнулся Гараня. – А теперь ноги в руки – и айда.
– Погодь… – Самусь обернулся к зарослям и начал что-то потихоньку нараспев бормотать.
Гараня с интересом наблюдал за своим напарником. Самусь удивлял его все больше и больше.
– Ты что, молился? – спросил он, когда Самусь закончил говорить и взялся за лямки рюкзака.
– Не-а… – Самусь широко улыбнулся щербатым ртом. – Это я просил прощения у леопарда за то, что мы лишили его ужина.
– Ну и как, простил он нас или нет? – насмешливо поинтересовался Гараня.
– Да, – серьезно ответил бомж.
– Почем знаешь?
– Дак ведь леопард неподалеку.
– Что-о?! Нет, скажи, что ты пошутил.
– А разве ты ничего не слышал?
– Что я должен был слышать?
– Он тихо зарычал. По-доброму, – поспешил добавить Самусь, заметив, что Гараня изменился в лице.
– Блин… – только и сказал в ответ Гараня и наддал ходу.
Рюкзак они тащили вдвоем, потому что он для одного человека был неподъемным. Гараня чувствовал себя как карась на сковородке. Он не очень поверил Самусю и крепко сжимал в руках мачете, каждую секунду ожидая нападения зверя.
А Самусь шел и таинственно улыбался. На душе у него было тепло и спокойно.
Глава 19
Рюкзак, набитый мясом, вопреки ожиданиям Га-рани и Самуся, не вызвал среди «робинзонов» особых эмоций. Они уже поужинали копченой рыбой и сидели вокруг костра, осоловело уставившись на огонь.
Всем очень хотелось спать, но никто не решался первым забраться по приставной лестнице на настил их нового жилища, чтобы наконец отдохнуть от нечеловеческого напряжения последних суток.
Все боялись повторения прошлой ночи. А также нападения леопарда, питона, ядовитых змей и еще черт знает какой нечисти. Нервная система каждого из них, измочаленная буйствами тайфуна, начала давать сбои, и отшельники поневоле начали бояться даже собствент ной тени, особенно с приближением сумерек.
Наскоро перекусив, Гараня и Самусь, которые буквально валились с ног от усталости, первыми поднялись наверх и улеглись на жерди, совсем не похожие на пуховую перину. Но это обстоятельство их не волновало. Они уснули мгновенно, нимало не заботясь о собственной безопасности.
Рюкзак с мясом подвесили под потолком хижины. Оно уже не выглядело свежим, но запаха не было, и Гараня надеялся, что за ночь с ним ничего не случится.
Костер тушить не стали – на всякий случай, так как все знали, что звери боятся огня. Чтобы он горел подольше, в костер подбросили несколько толстых корневищ.
Все страхи и переживания оказались напрасными. Ночь пролетела как одно мгновение. Никто не нарушил покой и сон «новых робинзонов», словно на их жилище некий островной бог наложил свое табу. Даже насекомые, от которых нигде не было спасения, облетали хижину стороной.
Отдохнувшим и повеселевшим отшельникам утро показалось прекрасным. Ласковое солнце вызолотило даже мрачные скалы, а спокойный безмятежный океан словно сошел со страниц рекламного туристического буклета.
Малеванный, имеющий дурную привычку брюзжать по поводу и без, тоже поддался общему приподнятому настроению. Он смотрел сальным взглядом на Фиалку, купающуюся неподалеку от берега, и плотоядно облизывался.
37 
