Последние отзывы

  134  

Но и тут, повторяю, вовсю грохотало братание: американские «прогрессисты» с Севера восторгались Парижской Коммуной, а вожди последней немало приятных слов говорили о «заокеанском форпосте свободы и демократии».

Угодно несколько портретов главарей Коммуны?

Жюль Алликс, журналист и педагог (!). После разгрома Коммуны отправлен в психиатрическую больницу, где проторчал пять лет. Учитывая, что при подавлении мятежа победители стреляли мятежников, как бешеных собак, особого гуманизма не проявляя (а зачем?!), товарищ Алликс должен был быть и в самом деле редкостным шизофреником, раз его не поставили к стенке, а отправили в клинику…

Станислас Бланше (псевдоним, настоящая фамилия – то ли Паниль, то ли Пуриль). Бывший монах ордена капуцинов, потом бизнесмен и злостный банкрот, потом полицейский чиновничек и, наконец – активный деятель Коммуны. В конце концов самими же коммунарами за что-то посажен на нары, но ухитрился смыться и от революционного правосудия, и от взявших Париж правительственных войск.

Эмиль Клеман, сапожник. Член всевозможных тайных революционных обществ с двадцатилетним стажем, активный деятель Коммуны – вот только потом обнаружились полицейские документы, из которых следовало, что «коммунар» все эти годы был стукачом.

Жарль-Жозеф Ледруа. Бывший каторжник с приличным уголовным стажем…

Рауль Риго, «прокурор» Коммуны. Арестовывал и расстреливал священников как «реакционеров», брал в заложники родственников и даже друзей «версальцев». Крайне возмущался торжественным уничтожением на площади гильотины, считая, что этот инструмент Коммуне необходим, как воздух…

И наконец, Гюстав Флуранс, личность выдающаяся даже на фоне этого зверинца. Сын видного ученого-физиолога. В 1863 г. поехал было воевать за «свободу Польши», но чем-то ему польские повстанцы не приглянулись, и пришлось вернуться в Париж. Потом объявился в Стамбуле, где издавал газету, защищавшую греческих повстанцев^[2] (а заодно пропагандировал самый оголтелый атеизм). «Зверообразные» турки отчего-то ограничились исключительно тем, что газету прикрыли, а французского посла вежливо попросили убрать своего соотечественника куда-нибудь подальше.

Флуранс перебрался в Грецию, где так надоел своими политическими речами, что греки посадили его в тюрьму. Потом, правда, выпустили, и наш герой подался на Крит, где толкал пылкие речи партизанам. Потом он снова сидел в тюрьме в Афинах.

Вернувшись во Францию, совершенно серьезно пытался в одиночку свергнуть императора Наполеона III. Именно так и было: ворвавшись в редакцию некоей газеты, выхватив револьвер и обнажив «длинную саблю, которую всегда носил при себе» (хороши же были порядочки в тогдашнем Париже, если всякий интеллигент мог шляться с саблей на боку!), объявил, что «революция началась», а правительство «низвергнуто».

Французы – это французы. Диагноз такой. Вместо того чтобы надеть крикуну рубашечку с рукавами на спине, редакционный коллектив повалил на улицу следом за Флурансом, и революция началась. «Восставшему народу» удалось обезоружить аж двух солдат и арестовать одного полицейского комиссара, но дальше дело застопорилось: мятежную толпу разогнали даже не регулярные армейские части, а муниципальные гвардейцы (нечто вроде наших дружинников, только вооруженные еще и ружьями).

Флуранс бежал в Лондон, где подружился с Карлом Марксом. Последний был невысокого мнения о французских политэмигрантах, которых ласково именовал «вся здешняя французская революционная челядь», но для Флуранса сделал исключение. Тем более что Флуранс был большим приятелем дочки Маркса Женни (которую, как говорят романтики, учил журналистскому делу, а циники, по своему обыкновению, уверяют, что этим учеба не ограничивалась).

В тихом филистерском Лондоне было скучно, и Флуранс подался назад во Францию, где снова попытался свергнуть императора, собираясь, как он сам писал: «В одну из ночей овладеть дворцом Тюильри с помощью некоторых знакомых людей в самом дворце; мощными взрывчатыми приборами, предоставленными наукой в распоряжение угнетенных, раздавить бонапартистов в случае их попытки сопротивляться; смелым набегом парализовать всех вооруженных защитников тирана – и с помощью нескольких человек, обладающих необычайной энергией, освободить от цепей великий народ».

На бумаге оно было красиво – но в жизни не нашлось ни мощных взрывчатых приборов, ни даже нескольких человек – и Флуранс вновь отправился в Грецию, где снова толкал речи и призывал к революции.

  134