— По-моему, это самое прелестное существо на свете!
— Только не говори этого Ориону, — предостерег ее Гадес. — Он уверен, что именно он твой любимчик.
Лина, на мгновение прижавшись плечом к его плечу, наклонилась к воде и пощекотала животик выдры.
— Орион — мой любимый конь. А эта малышка может быть моей любимой выдрой.
От прикосновения Лины выдра разразилась щенячьим визгом и фырканьем и завертелась в воде так, что во все стороны полетели фонтаны брызг; потом зверек стремительно бросился к краю пруда и исчез в маленьком водопаде.
— Я не хотела ее напугать.
Гадес улыбнулся, видя разочарование богини, и смахнул каплю воды с ее щеки.
— Ты ее и не напугала, милая. Просто выдры в Элизиуме ужасно застенчивы. Даже я никогда не видел их так близко. И уж конечно, ни к одной из них не прикасался.
Лина задумчиво посмотрела туда, где исчез прелестный зверек.
— А ты можешь заставить ее вернуться? Ты ведь бог.
Гадес расхохотался.
— Будучи богом мудрым, я знаю, что лучше не вмешиваться в естественный ход событий. К тому же ты преуспела гораздо больше в общении с этой малышкой, ты ее очаровала. Это ты звериная чародейка, а не я.
— Я вообще-то совсем не чародейка, — возразила Лина. — Я просто люблю животных, и они меня тоже любят.
— Млекопитающие, — уточнил Гадес, отводя с ее лица длинную прядь волос.
Лина наклонила голову, чтобы коснуться его руки щекой.
— Может быть, именно поэтому ты и меня зачаровала, волшебница. — Гадес осторожно провел большим пальцем по ее пухлой нижней губе.
— Никого другого я не хотела бы зачаровать больше, чем тебя, — услышала Лина собственный голос.
Она наклонилась вперед, навстречу его поцелую.
И когда что-то толкнуло ее в спину, она не вздрогнула, не вскрикнула и не оглянулась. Она просто протянула руку и не глядя погладила морду Ориона.
— Знаешь, люди несведущие могли бы подумать, что Подземный мир — идеальное место для тишины и уединения.
Гадес нахмурился, покосившись на жеребца.
— Они бы здорово ошиблись.
Орион фыркнул и встряхнул головой, потом снова ткнул Лину носом, обдав теплым дыханием ее шею.
Лина ухватилась за шелковую гриву, и Орион вскинул голову, помогая ей подняться на ноги.
Гадес сердито посмотрел на жеребца. Лина наклонилась, взяла Гадеса за руку и потянула; ему поневоле пришлось встать.
— Хочешь продолжить прогулку по Элизиуму? — спросил Гадес.
Лина приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.
— Мне бы очень хотелось увидеть как можно больше в твоих владениях.
Гадес обрадовался. Он наклонился, быстро и уверенно поцеловал Лину, а потом помог ей сесть в седло.
Глава 20
День прошел просто восхитительно. Поля Элизиума представляли собой бесконечное приключение; здесь безупречно сливались воедино красота и гармония. И везде, где проезжали темный бог и богиня весны, души умерших радовались Персефоне. Лина была тронута до глубины души, видя счастье, что вспыхивало на лицах призраков, когда до них доходила весть о посещении Подземного мира богиней весны.
Гадес постоянно держался рядом с ней, частенько понуждая Дорадо подойти ближе, чтобы можно было коснуться богини. С горьковатой радостью он наблюдал, как Персефона общается с умершими. Духи уважали и боялись его самого. Некоторые были искренне ему преданы — однако при появлении Персефоны вспыхивало невиданное веселье. Но он совсем не завидовал. Он все понимал. Да и как он мог не понять? Она ведь и в нем самом пробуждала точно такие же чувства. И снова темный бог удивлялся, что так долго мог существовать без нее. И ему невыносима была мысль о том, что будет с ним и с его миром, если она не захочет остаться. Дневной свет угас, и на ночном небе вспыхнули огнями души Гиад, когда они наконец добрались до земель, прилегавших ко дворцу. Гадес подвел Дорадо вплотную к Ориону и взял Персефону за руку. Она улыбнулась. Рука Гадеса была теплой и сильной, и Лина с удовольствием переплела свои пальцы с его; пока они ехали через знакомую сосновую рощу, Лина мечтательно вспоминала все, что они видели в этот день. Когда же впереди показался первый уровень садов, Гадес натянул поводья, останавливая Дорадо, и Орион тоже вынужден был остановиться, хотя и выразил недовольство громким фырканьем.
— Есть еще кое-что, что мне хотелось бы показать тебе сегодня, если хочешь.