Особенно,... 
119 
— У меня нет с ней никаких отношений.
— Как я понимаю, впервые вы встретились одиннадцать лет назад в Блэкпуле.
— Правда? — Харви казался удивленным, однако Линли очень хотелось счесть это удивление демонстрацией способности политика к лицемерию.
— На конференции тори. Она работала политическим корреспондентом в «Дейли телеграф». Взяла у вас интервью.
— Я этого не помню. За последние десять лет я дал сотни интервью. Маловероятно, чтобы я помнил подробности какого-то из них.
— Возможно, результат его подстегнет вашу память. Вы хотели заняться с Боуэн сексом.
— Правда? — Харви глотнул «Пеллегрино». Член парламента выглядел скорее заинтригованным, чем оскорбленным откровением Линли. — Меня это не удивляет. Она стала бы не первой журналисткой, которую мне захотелось уложить в постель по завершении интервью. А кстати, мы это сделали?
— Нет, по словам мисс Боуэн. Она вас отвергла.
— В самом деле? Что ж, не думаю, чтобы я приложил слишком много усилий, чтобы ее обольстить. Она не в моем вкусе. Вероятно, мне больше хотелось увидеть ее реакцию на предложение трахнуться, чем на самом деле переспать с ней.
— А если бы она согласилась?
— Я никогда не был сторонником воздержания, инспектор. — Харви посмотрел в другой конец комнаты, где в нише под окном стоял диванчик, обитый потертым красным бархатом. За стеклом виднелся буйно цветущий сад и светло-лиловые гроздья вьющейся по стене глицинии. — Скажите мне, — оторвавшись от созерцания цветов, продолжал Харви. — Предполагается, что я похитил ее дочь в отместку за тот отказ в Блэкпуле? Отказ, которого я, заметьте, не помню, но готов признать, что он мог иметь место?
— Как я сказал, в Блэкпуле она была корреспонденткой «Дейли телеграф». Ее положение с тех пор коренным образом изменилось. Ваше же, напротив, совсем не изменилось.
— Инспектор, она — женщина. Ее политические акции растут быстрее из-за этого, а не из-за того, что она талантливее меня. Я — как, смею заметить, и вы и как вся сильная половина человечества — жертва отчаянного феминистского призыва: больше женщин на ответственные посты!
— Значит, если бы она не занимала ответственный пост, его занимал бы мужчина.
— В лучшем из всех миров.
— И, возможно, этим мужчиной были бы вы.
— Какой вывод я должен сделать из этого замечания?
— Если мисс Боуэн уйдет со своего поста в министерстве, кто его займет?
— А-а. Вы смотрите на меня, как на актрису из второго состава, стоящую за кулисами и жарко молящуюся о том, чтобы от премьерши не осталось «ни пуха, ни пера», чего она ей от всей души пожелала. Это так? Не трудитесь отвечать. Я не дурак. Но ваш вопрос показывает, как мало вы знаете о политике.
— И тем не менее прошу вас ответить, — сказал Линли.
— Я не против феминизма per се[25], но, признаюсь, считаю, что это движение выходит из-под контроля, особенно в парламенте. У нас есть более важные предметы для обсуждения, чем торговля в Вестминстерском дворце прокладками и чулками или обеспечение членов парламента с маленькими детьми колыбельками. Это центр нашего правительства, инспектор. А не департамент социального обеспечения.
Получить прямой ответ от политика, решил Линли, все равно что пытаться убить змею зубочисткой.
— Мистер Харви, — сказал он, — я не хочу, чтобы вы опоздали на ваше заседание комитета. Пожалуйста, ответьте на вопрос. Кто от этого выиграет?
— Вам бы хотелось, чтобы я сам себя обвинил, не так ли, но я ничего не выиграю, если Мв Боуэн оставит свой пост. Она женщина, инспектор. Если вы хотите узнать, кто больше всего выиграет, если она уйдет с поста младшего министра, то вам нужно обратить свои взоры на других женщин в палате общин, а не на мужчин. Премьер-министр не заменит женщину мужчиной, независимо от его квалификации. Этого не произойдет в нынешней ситуации, при сегодняшних данных опросов.
— А если она вообще уйдет из парламента? Кто тогда выиграет?
— Ее пост в министерстве дает ей такую власть, какой она никогда не имела бы, оставаясь простым членом парламента. Если вы ищете того, кто выиграет от ее ухода, займитесь людьми, на чьи жизни влияет ее присутствие в Министерстве внутренних дел. Я к ним не принадлежу.
— А кто принадлежит?
Харви помолчал, обдумывая вопрос.
— Заключенные, — ответил он. — Иммигранты, коронеры… — Харви вдруг умолк.
— Кто-то еще? — спросил Линли. Помедлив, Харви ответил скорее себе, чем инспектору:
119 
