Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
51 
— Гос-споди… — сказал Савельев. — Так это ж куда я попал?
— Куда? А попал ты, как кур в ощип. Поскольку обратной дороги у тебя, соколик, нет. Испугался? Вздумаешь отказаться от места и сбежать — поймаю, богом клянусь. И шкуру сдеру. Таким неводом Москву накрою, что не проскочишь… — он еще больше наклонился к Савельеву, пренебрегая тем, что горячий воск капал ему на парик. — Чтобы ты крепче понял, Михайло… Это моя главная жизненная мечта: прищучить князя. И истолочь все брюсовское в пепел и прах. Мне уже семьдесят четыре годочка, боюсь не успеть…
«Ну, три года у тебя еще впереди, милый дедушка, — подумал Савельев. — Только я тебе этого, разумеется, не скажу…»
— Вот так, — сказал Кушаков, словно пребывая в некоем трансе. — И коли уж появилась возможность мечту исполнить, то благодарность моя будет велика, а кара в случае чего — жутчайшая… — капля воска с ближайшей свечи упала ему на тыльную сторону ладони, и он словно бы очнулся. — Ну ладно. Достаточно поговорили, чтобы ты, неведомый прохвост, осознал все крепенько, от и до… А теперь быстренько обсудим дела практические: как тебе весточку подадут, как ты подашь, ежели нужда возникнет…
…Когда через четверть часа Савельев наконец-то вышел из кушаковского «кабинета», торчавшие у двери трое молодчиков уставились на него с совершенно неописуемым выражением на бритых физиономиях. Широкоплечий и широколицый Павлуша покрутил головой:
— Вот это, братцы, везучий молодчик… От Алексея Иваныча на своих ногах уходит, да еще на волю…
— Да вот такие мы, германские прапорщики, — без улыбки бросил ему Савельев.
В приотворенную дверь высунулся Кушаков:
— Вы что тут лясы точите? Нашли место… А ну-ка, быстренько посадите господина прапорщика в возок и везите откуда взяли! Шевелись, дармоеды!
Глава IX
ЕГО СИЯТЕЛЬСТВО И ПРОЧИЕ ЧУДЕСА В РЕШЕТЕ
Сытая, гладкая лошадка — сразу видно, не из кляч извозчиков, бежала споро. Как это сплошь и рядом случается в путешествиях по времени, сейчас никак нельзя было определить, что оказался в ином: накатанная узкая колея меж густого леса, сбросившего на зиму листву, ни строений, ни людей, одетых соответственно стоящей на дворе эпохе. Сани ничем таким особенным и не отличаются, кучер одет примерно так, как его собратья по ремеслу будут одеваться и сто с лишним лет спустя…
Глядя в его широченную, обтянутую подбитым ватой армяком спину, Савельев думал о недавнем знакомстве с крайне примечательным историческим персонажем. Пожалуй что, окажись «Михайла» настоящим здешним авантюристом, не дождаться бы ему ни особенных благодарностей, ни злата, ни уж тем более зачисления на самую жуткую в этом столетии государеву службу… Ни один начальник тайной полиции не оставит возле себя столь непонятного молодца, не попытавшись точно узнать, кто он и где его допрежь по свету носило. А расследуют здесь известно как. После всех следственных процедур ни к какой службе уже не будет пригоден подследственный…
Впрочем, и господину поручику Савельеву следовало поторапливаться — Кушаков ему много времени не даст, очень скоро начнет требовать результатов…
Полностью возвращая себе душевную бодрость, он громко замурлыкал под нос очередную балладу, доставленную неугомонным Маевским, мастером неосязаемой контрабанды:
- — Напрасно мирные забавы
- продлить пытаетесь, смеясь…
- Не раздобыть надежной славы,
- покуда кровь не пролилась…
Особенных нарушений устава тут не имелось — так, пустяки, недели на две ареста. Но ведь не узнает никто — хотя за ним, как и положено в самых серьезных делах, наблюдают круглосуточно, вряд ли в данную минуту рядом с наблюдателем сидит чтец по губам. А кучер, доживи он до ста лет, в жизни не узнает, что песенка эта неправильная, что в этом столетии ей никак не полагается быть. Именно в таких вот мелких, ничему и никому не вредящих нарушениях устава и заключался тот самый батальонный шик, который в разных воинских частях проявляется по-разному. Принято так, что тут поделать, не нами заведено, господа офицеры…
— Из офицеров будете, барин? — спросил кучер, не оборачиваясь. Должно быть, ему тоже было скучно.
— Да, — сказал Савельев.
— Тогда оно и понятно… Вашему благородию слава бывает только через кровушку… Благородные господа не то что наш брат мужик… Эх… — он тяжко вздохнул. — У меня племянничек в гренадерах… Уж не прогневайтесь, барин, но не было б подольше войны…
51 
