Но тут их начальник случайно заглянул в кадушку, просиял и, не закатав рукава, сунул руку в воду.
– Ага!!! – На ладони толстяка лежал, капая, тусклый комочек металла. – Ишь куда запрятал! Все, теперь не отвертишься…
– Да этому куску три года! – возопил лекарь, но его уже никто не слушал: подхватили под локотки и поволокли к двери. – Я на нем воду для снадобий настаиваю, они целебней делаются!
– Палачу будешь рассказывать! – Стражник бережно завернул находку в платок и спрятал в кармашек при поясе.
– Нет! Это чудовищная ошибка! Я ничего не брал!
Толстяк обернулся от порога, погрозил Жару с Рыской:
– Видали? С ворьем в нашем городе разговор короткий!
Дверь захлопнулась.
– Я не хочу на виселицу-у-у-у… – затихло вдали.
– И что бы им не зайти десятью лучинами раньше? – Крыс выбрался из штанины и тут же взбежал по ней вверх, сел у Рыски на плече. – Он бы впереди них помчался. Эй, коровья жертва, ты долго будешь в постели валяться? Мы уже полдня из-за тебя потеряли.
– Что ты, он еще слишком слаб! – возмутилась девушка.
Но Жар уже откинул одеяло:
– Валим отсюда!
Рыска поспешно подставила ему плечо:
– Ты уверен?
– В окуренном логове оставаться?! Ну уж нет!
Пока парень медленно, путаясь в рукавах и штанинах, одевался, Рыска спохватилась, что вчера совсем забыла о коровах. Девушка выскочила на крыльцо и с облегчением увидела их у коровязи, голодных и печальных. За ночь животин непременно бы свели, но ко времени приезда друзей все воры уже отправились спать, а при дневном свете постеснялись. Повезло.
Рыска насыпала коровам зерна и вернулась в дом за водой:
– Жар! Что ты делаешь?!
– Башмаки ищу, – неубедительно соврал парень, роющийся в рассыпанных по полу вещах.
– Вон они, возле кровати стоят. А у лекаря ничего брать не смей! – сурово приказала девушка.
– Какая ему разница? – с досадой буркнул вор. – Все равно он сюда не вернется.
– Разница не ему, а тебе! Это мерзко! Мы же не падальщики!
– Когда я путников обшаривал, ты не возражала, – надулся Жар.
– А ты и у них что-то взял?! Кроме Алька? – Рыска была поражена до глубины души.
– Конечно – свой арбалет, – честно признался парень: арбалет он забрал тоже.
– Ну, свой можно, – успокоилась девушка. Однако осталась стоять в дверях, пока друг, кряхтя, не натянул башмаки и не вышел вместе с ней.
Жар с большим сомнением поглядел на черно-белую Болезнь, но все-таки забрался в седло:
– А ты лучше сядь на Милку, так спокойнее.
– Может, сам на нее сядешь?
– За тебя я боюсь больше.
– Ну за вчера же со мной ничего не случилось.
– Короче, пусть Милка и дальше поклажу везет, – невежливо перебил их Альк. – А если девка все-таки окочурится, то и спора не будет.
Друзья переглянулись, и Рыска принялась торопливо развьючивать трехцветку.
* * *
Про злосчастного лекаря вспомнили уже за городом, когда собственные страхи остались позади.
– Надо же, – огорченно сказала девушка, – с виду такой хороший человек, а драгоценности ворует…
– Это не он.
– А кто?!
– Мне-то откуда знать? Ошиблись, оговорили, подставили… – В «голосе» Алька мелькнула горечь. – Другие хорошие люди. Обычное дело.
Корова остановилась так резко, что крыс чуть не слетел с Рыскиного плеча.
– Но ведь тогда надо что-то делать! – с непоколебимой уверенностью заявила девушка.
Глава 22
Цвету крыса бывает черного либо рыжего. Вторые более крупные, злобные и прожорливые – оттуда, где они поселяются, уходят даже их черные собратья.
Там же
Спор длился уже больше лучины, но без малейшего успеха. Рыска стояла на своем, как статуя Хольги на пьедестале: под известкой, которой строители замазали щели, оказался цемент алмазной твердости. Проще разбить, чем сдвинуть.
Альк, наверное, сто раз проклял свою болтливость. Ну что ему стоило поддакнуть: «Да-да, как обманчива внешность!»?
– Каждый день в каком-нибудь городе вешают кого-нибудь невиновного. Ты не можешь спасти всех.
– Но я могу спасти хоть одного! – не давала сбить себя с толку Рыска. – А других кто-нибудь другой спасет, и всем будет счастье. Надо помогать людям, тогда и они тебе потом помогут!
– Весчанская привычка. Не одолжишь соседу топор – он тебе не одолжит борону, вот и приходится подлизываться к противному мужику. Деваться-то все равно некуда, вокруг лесов на пять кинтов. А здешнего лекаря ты больше никогда не увидишь, так что нечего ради него и стараться.