56 
Свернув чуть в сторону от Сены, мы в конце концов остановили выбор на большом ресторане в красно-черных тонах, расположенном на площади Военного училища, в двух шагах от «Турвиля». Я много раз бывал здесь в юности и мог поручиться за свежесть их морепродуктов… Интерьер совершенно не изменился. Те же кожаные кресла и медные столики, то же оживление, легкое позвякивание приборов вперемежку с рокотом голосов – подлинно парижский ресторан во всем его великолепии. И разумеется, официант, подогретый амфетаминами, который никогда не смотрит вам в глаза и придерживает большим пальцем штопор в кармашке куртки, который никогда не забывает про вино, поскольку за него платят, – зато о хлебе и воде ему приходится напоминать несколько раз. Париж всегда останется Парижем. Мы отужинали, как полагается, и вернулись в «Турвиль» ближе к ночи.
Едва войдя в номер, Софи сняла туфли, бросила их под стул и легла. Я посмотрел, как она устраивается в постели поудобнее, потом сел за письменный стол и обхватил голову руками. Лежавший передо мной ноутбук Софи напомнил мне о работе. О моих сценариях. Все осталось в Горде. Я был бессилен что-либо сделать. Но при этом чувствовал облегчение. «Сексуальная лихорадка» перестала меня интересовать. И даже по Нью-Йорку я не особенно тосковал.
Когда я перевел взгляд на Софи, она уже спала. Неяркий свет лампы на письменном столе отбрасывал мягкий желтый отблеск на ее вытянутое тело, и во сне она выглядела восхитительно. Кроткая улыбка, застывшая на лице, никогда еще не казалась мне такой нежной. В объятиях Морфея она была еще красивее.
Мне давно следовало признаться себе в этом. Я влюбился. Влюбился в женщину, которая любила и мальчиков тоже. По правде говоря, ни к одной женщине я не испытывал ничего подобного. И уж конечно, не к Морин – даже в первые наши дни. Софи была другой. Независимой. Прекрасной в своем одиночестве. Цельной. Какого черта должен я возвращаться в Нью-Йорк?
Я открыл программу электронной почты на компьютере журналистки и начал сочинять послание своему агенту.
Дорогой Дэйв!
Мне ужасно жаль, что я не смог связаться с тобой раньше. У меня возникли кое-какие проблемы, и совершенно не было времени ни на тебя, ни даже – признаюсь тебе – на сценарии.
Но все, несомненно, к лучшему. Потому что меня это больше не интересует. «Сексуальная лихорадка» не интересует. Подозреваю, что для вас в агентстве это страшная новость, но притворяться я не намерен. Это могло бы отразиться на качестве сериала. Попроси кого-нибудь из ваших script doctors закончить пять финальных серий. Даю на это согласие. Более того: я собираюсь уступить все свои права на сериал в пользу Эйч-Би-Оу. И хотел бы, чтобы вы оформили соглашение. «Сексуальная лихорадка» сейчас бьет все рекорды популярности. Вы получите кругленькую сумму. Пришли мне контракт, я предлагаю вам 15 % от того, что мне предложит Эйч-Би-Оу. Поднажмите и добейтесь, чтобы Эйч-Би-Оу сохранила тех же соавторов сценария, это ваши цыпочки, поэтому «Сексуальная лихорадка» останется в вашем каталоге. Но на меня больше не рассчитывайте, я с этим покончил.
Мне очень жаль, что я так с вами поступаю. Но изменить ничего нельзя. Умоляю тебя, не пытайся меня переубедить.
Держи меня в курсе ваших дел. Я остаюсь во Франции. Скорее всего, надолго. Ты можешь писать мне на этот мейл. Никому другому адрес не давай.
Спасибо за все.
Дружески обнимаю,
Дамьен.
Я на мгновение заколебался, прежде чем нажать кнопку «отправить», потом со вздохом кликнул до ней мышкой. Письмо ушло за одну секунду. Одна секунда, чтобы изменить жизнь.
Я выключил компьютер и закрыл крышку. Взгляд мой упал на гравюру Дюрера. По-настоящему я ее так и не разглядел.
На гравюре была изображена какая-то возвышенность с видом на море и на побережье. В центре крылатая фигура, быть может, женщина, быть может, ангел. Лицо и облачение говорят скорее о женщине, но мускулы и стать странным образом напоминают мужчину. Сидя перед неким зданием без окон, фигура опирается левым локтем о колено и высоко держит голову – поза одновременно печальная и грациозная. В правой руке у нее компас, но размышляет она явно о другом, взор ее устремлен вдаль. К поясу на ленте привязана связка ключей. В ногах спит собака. Рядом я заметил ангела со смехотворно маленькими крыльями и кудрявыми волосами. С серьезным видом он что-то записывает на табличку. Рядом с ним, пересекая гравюру по диагонали, словно с целью отделить крупный план от фона, видна прислоненная к стене лестница. Но больше всего меня поразило множество самых невероятных предметов, лежащих на земле или висящих на стене здания. У ног крылатого персонажа – свисток, гвозди, пила, рубанок, линейка, шар; на заднем плане – громадный обтесанный камень с многими гранями, а на стене здания – безмен, песочные часы, колокол, циферблат солнечных часов и таинственный магический квадрат…
56 
