60 
«…Иудейская пустыня тянется вдоль берегов Мертвого моря. Солнце раскаляет там камни уже в десять часов утра. У подножия скалы прячется монастырь, который устоял под натиском и людей, и времени. Неужели ни одному пришельцу из Европы, ни одному кочевнику из глубин пустыни не удалось пока осквернить это место? Неужели монахи, живущие в этом унылом краю, являются прямыми потомками секты ассаев, маргинальной религиозной общины, современной Иисусу?…»
Я нетерпеливо пропускал отдельные строки, чтобы понять содержание текста в целом, а уж потом углубиться в детали. Автор облекал свою историю в таинственные фразы, напомнившие мне речи отца в пересказе Софи:
«…Похоже, ни один из бедуинов даже и не пытался сорвать таинственный покров с судьбы этих духовных диссидентов, укрывшихся в пещерах! Затворники пустыни…
О да! Две тысячи лет ассаи не сдавали своих позиций. Они сохранили верность расколу, отделившему их от других течений иудаизма, удалившись в самые знойные части Палестины – бывшее царство Иудея, где ныне есть только пустыня, каньоны, скалы и аскеты.
«Обратитесь, ибо близится уже Царствие Небесное», – провозгласил здесь Иоанн Креститель».
Дальше в микрофильме приводились мнения историков, считавших, что эта община исчезла:
«…Однако в семидесятом году после Рождества Христова, в эпоху разрушения Иерусалимского храма и за три года до падения Массады, отшельники этого бесплодного края были истреблены, а убежище их стерто с лица земли. Все в это верили…»
История резни рассказывалась в деталях. Я пропустил еще несколько абзацев. Я чувствовал, что автор приближается к главной теме своего повествования. В самом тоне его фраз и даже в почерке угадывалось нарастающее возбуждение. Стиль выдавал стремление убедить читателя в том, что сейчас ему поведают нечто чрезвычайно важное. И вот он сообщает, что в монастыре, укрывшемся в горах Иудейской пустыни, по-прежнему живут прямые потомки этих странных ассаев. В наши дни. Почти два тысячелетия спустя. Я начинал понимать, как это может быть связано с нашей историей…
В этот момент дверь в комнату внезапно распахнулась. Я вздрогнул всем телом, и микрофильм, выскользнув из прорези, упал на деревянный стол. Обернувшись, я увидел человека лет тридцати, который вошел с микрофильмом в руках. Черного плаща моих друзей из «Акта Фидеи» на нем не было, но его физиономия кровожадного мафиози отнюдь не внушала мне доверия. Хотя, возможно, в игру опять включилась моя паранойя.
– Добрый день, – сказал он, усаживаясь и включив стоявший перед ним проектор.
Я ответил улыбкой и взял микрофильм со стола. Я уже собирался вставить его в прорезь под лампой, но тут голос нового посетителя вновь заставил меня вздрогнуть.
– Чего только не найдешь в этих микрофильмах, с ума можно сойти, верно? – сказал он, не взглянув на меня.
Была ли то моя чрезмерная подозрительность или он в самом деле на что-то намекал? Я знал, на что способны наши враги, и решил не искушать судьбу.
– Да, с ума можно сойти, – не слишком искренне отозвался я, поднявшись с места.
Я сунул микрофильм в коробочку и не раздумывая устремился к выходу. Оглянуться я не посмел и сразу пошел к лестнице. Дежурная по-прежнему сидела за окошком. Я быстрым шагом направился к ней.
– Вы уже закончили? – спросила она, подняв очки на лоб.
– Хм, да.
Я быстро взглянул в сторону галереи. Дверь маленькой комнаты была закрыта. Однако незнакомец вполне мог выйти, пока я спускался по лестнице. Возможно, он дожидался меня в зале.
– Один маленький вопрос, – сказал я, наклонившись к окошку. – Вы не могли бы посмотреть, кто отдал этот микрофильм в Национальную библиотеку?
– Конечно.
Она сделала запрос компьютеру. Руки у меня стали липкими, а в ботинки словно заползли муравьи.
– Некий Кристиан Борелла. Десять лет назад.
– У вас имеются его координаты? – спросил я.
– Увы, нет. Мне очень жаль.
– Это не так уж важно. Спасибо и до свиданья.
Она кивнула и вернулась к своей работе. Я обливался потом и, направляясь к выходу, не мог избавиться от тревожного чувства. Не столкнусь ли я с этим незнакомцем? Придется ли мне снова спасаться бегством? И хватит ли у меня сил?
Озираясь по сторонам, я осторожно вышел из читального зала. Незнакомца нигде не было видно. Я улыбнулся при мысли, что проявил излишнюю торопливость, но полностью успокоиться все еще не мог. Особенно же неприятно было то, что я не прочел текст до конца.
60 
