Особенно,... 
80 
Еще немного полюбовавшись рассветом, я покачала правой ногой и что есть силы пнула дракона в бок. Ровное сопение оборвалось смесью рыка и зевка. Дракон перевернулся на спину, потянулся, выпустив когти и взъерошив бежевую чешую на брюхе. Потом повернул голову ко мне, сощурил злые желтые глаза и вывалил алый раздвоенный язык.
– Пс-с-с… Вольх-х-ха! С-совс-с-сем с-с-с ума с-с-ошла!
– Солнце уже взошло, – невозмутимо сказала я. – Сколько же можно спать? Эдак ты скоро в пещеру не протиснешься!
Дракон перевернулся на живот, хрустя костями лежанки.
– Вот с-съем тебя и с-сяду на диету… – пообещал он, облизываясь.
– Отравишься, – равнодушно сказала я. – Я твой бриллиант принесла, Учитель просил сказать спасибо и попросить (я сверилась с клочком бумаги) артефакт в виде золотого грифона, клюющего обвивающую и кусающую его змею, инвентарный номер 32/57-12а.
– З-зачем? – нахмурился дракон.
– Наставники хотят зачаровать ристалище. Все-то тебе надо знать, Рычи. Все равно ведь дашь. Поворчишь-поворчишь – и дашь.
– Это еще неиз-з-звес-с-стно… – дракон пристально изучал возвращенный бриллиант. – Это надо же! Поцарапали!!! Ну Вольх-х-ха, с-с-скажи, что надо с-с-сделать, чтобы поцарапать алмаз-с-с?
– Одолжить его адептам-практикантам, – не задумываясь, ответила я.
Настоящего имени дракона не знал никто. Легенды предполагали, что дракон, услышавший свое имя из человеческих уст, либо падает замертво, либо поступает в полное распоряжение сметливого человечишки. Наш дракон предпочитал не рисковать, на мои назойливые расспросы притворяясь глухим или раздраженно отмахиваясь хвостом. Кличка «Рычарг» закрепилась за драконом со времен его славного прошлого, включавшего набеги на коровьи стада и овечьи отары. Ричаргом звали некоего дворянина, славного своими разудалыми гульбищами. Молодецкая силушка била в оном через край, причиняя немалый ущерб поголовью скота (не промыслив лань, Ричарг травил кметские стада собаками) и мужскому самолюбию деревенских парней (Ричарг был весьма хорош собой и охотно улучшал генофонд подведомственных ему деревушек).
Наш дракон на девиц не посягал, но стада подчищал исправно. Его выкурили из одной деревни, натравили на него рыцарей в другой, обстреляли из пращей в третьей, но отучить кушать так и не смогли. И лишь когда охотники за сокровищами (а как известно, у драконов этого добра предостаточно) вплотную подобрались к его логову в Элгарских горах, Рычарг решил сменить образ жизни. Благополучно миновав лучников на старминских стенах (такого набата город не слыхивал с пожара 816 года), дракон приземлился на пустыре в черте Школы и громовым голосом потребовал «кого-нибудь потолковее для проведения мирных переговоров». К дракону отрядили тогдашнего директора Школы. Он очень не хотел идти, но долг обязывал. Переговоры состоялись. Дракон требовал постоянного местожительства, бесплатной кормежки и защиты от охотников за сокровищами. Взамен Рычарг обязался служить живым экспонатом для адептов, охранять Школу по ночам и одалживать магам драгоценные камни из своей обширной коллекции. Договор был скреплен честным словом – а драконы в этом отношении еще щепетильнее магов, – и Рычарг поселился на заднем дворе Школы, куда специально для него телепортировали огромный кусок скалы с цельной пещерой двадцать на тридцать локтей. Довольный дракон перетаскал сокровища в новое жилище, залег у входа и, судя по всему, вознамерился проваляться там остаток жизни.
При ближайшем рассмотрении он оказался довольно-таки милым существом, спокойным и рассудительным. Людей наш дракон не ел принципиально – считал вредными для здоровья из-за высокого содержания алкоголя, никотина и холестерина. Сокровища получил в наследство от папаши-людоеда, одалживал их весьма неохотно и под расписку. Трижды в неделю Рычаргу подносили молодую овцу, он ее потреблял и заваливался спать.
Мы с драконом отлично ладили. Он знал уйму древних легенд и преданий, умел и любил их рассказывать, и я частенько пренебрегала праведным сном ради ночных посиделок с ним на свежем воздухе.
Рычарг исчез в пещере. Он долго рылся в куче сокровищ, вздыхая и стеная так, словно я пришла не за артефактом, а по его душу.
Мне его душа была совершенно ни к чему, но кое-кто рассуждал иначе.
За забором трижды пропел хриплый охотничий рог, и молодой голос зычно возвестил:
– Пришел твой смертный час, чешуйчатая гадина! Выходи на смертный бой!
80 
