49 
А вот теперь начинается самое ювелирное, сложное, опасное. Ошибешься – в клочья разнесет вместе с каютой или сработает прежде времени, и громыхнешь в воде, опять-таки в кусочки разлетевшись на радость водяной живности...
Крохотную ампулу – хорошо еще, без тонюсенькой шейки – старательно обмазать вязкой субстанцией, упаковать в пластиковый мешочек, завязать... Опустить его в другой, наполненный темной жидкостью с резким запахом, завязать и этот. И – в третий его, наполненный порошком...
По лбу, по шее, по спине ползли дорожки крупного пота – все мы люди, все человеки, напряжение нешуточное, а мастерить приходится в темноте, на ощупь...
Ну вот и порядок. Готов сюрприз. Точно известно, за сколько времени порошок разъест пластик, а потом, смешавшись с жидкостью – второй мешочек, за сколько эта адская смесь покончит со стеклом ампулы, а потом... А потом не будет никакого «потом», будет взрыв. Для каждого этапа есть, разумеется, временной допуск, но и он достаточно хорошо известен – точка зрения пессимиста, точка зрения оптимиста, все учтено...
И засиживаться больше нельзя. Процесс пошел, остановить его практически невозможно, разве только выдрать взрыватель из тестообразного шара и выкинуть в море – но мы же не для этого старались...
Мазур взял в зубы тяжелый пластиковый пакет с необходимыми причиндалами, подхватил второй, гораздо объемистее и тяжелее с бомбой, внутри которой уже вовсю шел процесс (не столь уж и головоломный, любой студент средних способностей начертит полдюжины формул), выдвинулся в коридор и, не производя босыми ногами ни малейшего шума, направился к выходу на палубу.
Время настало самое подходящее – та скверная пора незадолго до рассвета, что именуется моряками «собачьей вахтой». Ночь уже на исходе, а утро еще не наступило, у любого, самого прилежного и бдительного часового поневоле слипаются глаза, и в сон клонит со страшной силой, он, как ни бдит, впадает в некое чуточку измененное состояние сознания. И люди понимающие именно это веселое время стараются использовать к своей выгоде. Обычно, знаете ли, как раз и получается...
Палуба. Тишина и сырая свежесть, волны чуточку пошлепывают о борт. Замерев в проеме, сгорбившись, Мазур обернулся на какое-то время живым подобием локатора – включились чувства, каких у обычных людей не бывает, а бывают они лишь у моральных уродов вроде него, не имеющих никакого отношения к тому, что считается нормой...
Сколько бы раз это с ним ни случалось, он никогда не понимал, чточувствует и как. И никто не понимал, никто не мог потом описать словами, хоть сам Верховный Главнокомандующий прикажи.
Часовой – он же вахтенный, он же телохранитель – на посту все же наличествует, но он, докладывают обостренные чувства, подремывает в шезлонге у трапа, ага, посапывание слышится, спокойно ему, комфортно, ничего ведь так и не произошло за все время стоянки у пирса...
Пригибаясь, чтобы оказаться ниже иллюминаторов надстройки – ни в одном не горел свет, но таков уж был рефлекс – Мазур означенную надстройку миновал, все так же скрючившись, пробежал к корме, положил ношу на чистейшую палубу, привязал к перилам светлый нейлоновый канатик, специально выбранный под цвет борта прилежным Лавриком. Выбросил бухточку за борт, обеспечив себе быстрое и комфортное возвращение домой. Подхватил пакет, покрепче стиснул зубы, зажимая второй – и выпрыгнув за борт, полетел навстречу темной воде, на которой еще слабенько искрились колышущие отражения бледнеющих звезд.
Погрузился без малейшего всплеска, его этому неплохо научили. Вода сомкнулась над головой, сильным рывком ног Мазур на секунду оказался на поверхности, глотнул воздуха под самую завязку, чтобы хватило на весь путь – и, загребая левой рукой да обеими ногами, уверенно двинулся к цели, держась примерно в метре от поверхности.
Морской живности округ не ощущалось – дрыхла, надо полагать, беззаботно. Время от времени лица и тела неприятно касался разнообразный плавающий мусор – любой порт в этом отношении ничуть не лучше прозаической помойки, у самого берега и вода омерзительная на вкус, если ненароком случится глотнуть, и болтается в ней столько всякой гадости...
Он привычно скользил в полутьме, ни на что не боясь наткнуться – глубина, точно известно, у самого берега приличная, что сейчас только на руку. Своя ноша не тянет – и оба пакета его не особенно и удручали, благо возвращаться придется совершенно налегке, оставив подарок в гостях. Такие уж мы воспитанные ребята, коли в гости – непременно с подарком...
49 
