50 
– Да уж… Вот она где сидит, эта мистика. – Полковник провел ребром ладони по горлу. – Из-за этой самой "мистики" меня скоропостижно отправят капусту на "фазенде" выращивать. Тебе от этого легче будет?
– Никак нет, Петр Каллистратович. Тем более что на ваше место я не претендую. Нет у меня, знаете ли, здорового первобытно чувства, именуемого карьеризмом.
– Врешь, поди. Ну да ладно, не о том разговор. Иди и работай. Кстати, я обещал тебе помощников. Так вот – группу подберешь сам. Можешь взять лучших. Разрешаю. Всетаки, убили мэра. А то эти… – Полковник с мученическим видом поднял глаза на потолок.
– Долбят, понимаешь ли.
– Привычное дело.
– На этот раз точно головы полетят. Вместе с погонами. Если, конечно, мы не найдем убийц.
Артем пожал плечами и встал. Подобные разговоры давно набили оскомину. Они уже стали ритуальными. Пора приниматься за работу.
Старлей Сипягин, которого майор привлек, чтобы он опрашивал свидетелей убийства мэра, был красный от злости.
– Эти гении меня за дурака держат! – кипятился он, размахивая какой-то бумажкой. – Вместо ответов по существу читают лекции по станковой живописи! Несут полную бредятину.
– Ты о ком говоришь? – спросил Артем, с удивлением отметив, что Сипягину известно даже такое мудреное понятие как "станковая живопись".
– О художниках. Ну, о тех, с площади. Мазилы чертовы!
– А-а… – Майор скупо улыбнулся. – Народ непростой, что и говорить. Неужто хамят?
– Как бы не так. Вежливые, паразиты, до тошноты. Иначе как господином не называют.
Издеваются, честное слово! Может, кого-нибудь из них на день-два в ИВС определить? – спросил Сипягин с затаенной надеждой. – Тюремная баланда прочищает мозги лучше любых уговоров и просьб.
– Что верно, то верно, – согласился Артем. – Но у нас не тот случай. – Он не стал дальше развивать эту тему, только спросил: – Много осталось?
Сипягин посмотрел на список и ответил:
– По идее, пять человек.
– А если без идеи?
– Двое сказались больными (проверю обязательно!). Третий срочно укатил в столицу на какую-то выставку, где он что-то там представляет. Четвертого ночью увезли в больницу – у него приступ аппендицита. Наверное, уже сделали операцию. Ну, а пятый… – Сипягин запнулся, подбирая нужные слова.
– Пятый похищен инопланетянами и шлет нам привет с Марса, – высказал предположение майор.
– Да, шлет… – буркнул старлей. – Вернее, послал. И меня, и всю нашу контору куда подальше. По-моему, он просто пьян, как свинья.
– С утра!? – удивился Артем.
– Ну…
– И кто это? Как его фамилия?
– Какой-то… минуту… – Сипягин опять обратился к списку. – Какой-то Салтыков. Хам и сукин сын.
Майор неожиданно рассмеялся, вспомнив кому из неуправляемой творческой братии, окопавшейся на Троицкой площади, принадлежит столь известная на Руси фамилия.
– Хорошо, что просто Салтыков, а не Салтыков-Щедрин, – проговорил он весело.
– Извините – я сказал не то? – встревожился бедный старлей.
– Все нормально, – успокоил его Артем. – Ладно, ты свободен. Продолжай работать по оперативному плану. Кстати, где капитан Гольцова?
– Сегодня я Гольцову не видел.
– Странно… – Майор задумчиво потеребил правое ухо. – И кабинет, куда ее определили, закрыт.
– Где-то задержалась.
– Похоже, что так. Все, можешь идти. И прошу меня не беспокоить в течение часа.
– Слушаюсь!
Сипягин ушел. Артем, не торопясь, заварил чай – прямо в чашке, "по-московски" – и с удовольствием начал прихлебывать терпкую, обжигающую губы жидкость. Замусоренные мысли очистились и потекли плавно, свободно. Жить стало лучше, веселей, товарищи, вдруг вспомнилось майору изречение "отца народов", которое он выдал в тот самый момент, когда страна захлебывалась в крови репрессий. Да уж, веселей… Артем помрачнел и закурил.
И тут постучали в дверь.
– Входите! – громко и с недовольством сказал майор.
Дверь широко распахнулась, и в кабинет ввалился… художник Салтыков! Он был все такой же лохматый, небритый, как и при первой встрече, и в распахнутой на волосатой груди красной рубахе.
– Вызывали? – спросил он, вызывающе подбоченясь.
– Здравствуйте, Салтыков, – сказал майор, мгновенно избавившись от внезапного раздражения.
Наверное, в его голосе прозвучало чересчур много укоризны, потому что художник смутился и, осторожно прикрыв дверь, ответил:
– Здравствуйте… Извините за столь бесцеремонное вторжение, но ваш сотрудник меня достал. Я ему что, шестерка!? Раскомандовался, как бугор в зоне.
50 
