— Я верю.
Он окинул ее скептическим взглядом.
— Значит, я ошибся и твой страх иметь детей никак не связан с тем, что случилось с Эдди?
Она медленно поднялась и встала перед ним — щеки ее пылали, глаза метали молнии. Но в отличие от большинства мужчин Купер ее нисколько не боялся. В конце концов, именно он спас ее в самый черный период ее жизни. Он был единственным человеком, видевшим ее отчаяние, слабость, и Зои не удалось бы напугать его никакими устрашающими позами, взглядами или словами. Возможно, за это она его и любила.
— Ты сам не понимаешь, что говоришь, Купер. Страх тут ни при чем. Как и то, что случилось с… Эдди. — О Боже, подумала она, с трудом выдавив последнее слово. Сколько же прошло времени с тех пор, как она произносила это имя?
Голос Купера потеплел:
— Зои, ты, кажется, забыла, кто перед тобой. Уж я-то прекрасно знаю, почему ты замкнулась в себе. После того, что произошло с тобой, это вполне понятно. Но…
— То, что со мной произошло, — перебила она, — осталось в прошлом. И никак не связано со мной нынешней.
— Как скажешь, детка. Как скажешь, — кивнул Купер, всем видом давая понять, что остался при своем мнении.
— Послушай, а тебя на рабочем месте не ждут? У меня тут дел по горло.
— Намек понял, — послушно отсалютовал Купер.
Он развернулся было к выходу, но Зои вспомнила, о чем хотела его спросить.
— Эй, Куп!
— Да? — быстро обернулся тот.
— Ты ведь часто бываешь в нашем крыле, верно?
Он небрежно дернул плечом.
— Случается, когда выдается свободная минутка. В этом крыле самые хорошенькие медсестрички.
Зои комплимент проигнорировала.
— И с ребятами, конечно, треплешься в туалетах?
— Ну, я бы так грубо это не называл… — забубнил, защищаясь, Купер.
— Ладно-ладно. Скажем, ведешь светские беседы. А что там… — Она замялась, соображая, как выудить нужные ей сведения. — А там… вообще… что-нибудь говорят… обо мне?
Купер выгнул бровь — то ли от удивления, то ли просто чтобы потянуть время.
— О тебе? — эхом протянул он.
— Обо мне, — сухо повторила Зои.
— Н-ну, так сразу и не ответишь… Всякие, знаешь, разговоры бывают среди мужчин — о хоккее, винах, стюардессах, оружии…
— Ну а… обо мне?
Он впился в нее подозрительным взглядом.
— А зачем тебе?
— Мне стало известно из достоверного источника, что сильная половина «Ситон Дженерал» видит во мне… мм… смертельную угрозу мужским ценностям.
— Ах, это! — Купер махнул рукой. Она негодующе фыркнула.
— Что значит «Ах, это»? Вы действительно обо мне такого мнения?
— Да не волнуйся ты так, Зои. Воспринимай это как комплимент. Джеффа Пирсона вообще никто не любит.
— Но…
— Мы, мужчины, все тебя очень уважаем, детка. Ты, можно сказать, одна из нас.
Одна из них? О Боже, только этого не хватало! Что за радость быть одной из них?
— Э-эй, нашла о чем переживать. Нет ничего зазорного в репутации крепкого орешка. — И с этим обнадеживающим замечанием Купер удалился.
Крепкий орешек, повторяла про себя Зои, глядя ему вслед. Значит, вот как называют ее коллеги-мужчины? И Джонас думает о ней так же? А разве могло быть по-другому? Она и есть крепкий орешек. Все эти годы Зои старалась убедить окружающих, что с ней лучше не связываться. Так что ж теперь удивляться, если мужчины обходят ее стороной. Ведь она именно этого и добивалась.
Добивалась. Раньше. До прошлой пятницы. До тех пор, пока волею случая не оказалась на пороге дома Джонаса Тейта и не увидела его испуганным, неуверенным и ранимым. До тех пор, пока не осознала, что не все мужчины такие людоеды, какими она их себе представляла. По крайней мере один из них, кажется, совсем не людоед.
Зои снова взглянула на часы. Скоро два часа ночи. Интересно, что делает Джонас? А Джулиана — спит или опять изводит его плачем?
Неизвестно откуда взялась мысль, что ее место там, с ними, в этом большом доме. И что она ответственна за них обоих.
Ну, до тех пор, пока у них все не наладится, поправила она себя. Самое меньшее, что она может сделать, — это помочь Джулиане обрести покой и счастье с Джонасом. Малышка не должна почувствовать себя лишней, как когда-то она, Зои, чувствовала себя в доме своих тетушек.
Два часа ночи, беззвучно повторила она и потянулась за отложенной медицинской картой. Потом представила, как Джонас, в шелковых пижамных штанах, качает Джули на одной руке, а другой пытается согреть бутылочку. Им не обойтись без ее помощи. И если Джонас той ночью заставил ее уйти, это не значит, что она не может вернуться сегодня утром.