52 
Граф некоторое время испытующе смотрел на него, потом сказал все так же спокойно:
— Пойдемте, господа. Мы еще вернемся, Кунце, если возникнет необходимость…
— В любое время готов служить!
В коридоре, кроме давешнего сыщика, дожидался еще один, помоложе, с озабоченным лицом. Без особых церемоний он тут же приник к уху графа и стал что-то шептать с таким выражением лица, словно сообщал о кончине кого-то из близких родственников. Граф, не дослушав до конца, оборвал его резким движением руки, чуточку подумав, что-то тихо и энергично приказал. Сыщик опрометью выскочил за дверь. Тогда только граф убрал с лица обычную маску непроницаемости — и его, сразу видно, охватила та же озабоченность.
— Ситуация осложняется, господа, — сказал он тихо. — Агенты привели слесарных дел мастера, чтобы открыть дверь, но он клянется, что с замком справился, но дверь заперта на засов изнутри…
— Значит, Гаррах в доме? — воскликнул барон.
— Кто-то, безусловно, в доме — и этот кто-то никак себя не проявил, когда стучали в дверь, когда мастер возился с замком. Я распорядился привезти людей с инструментами и взломать дверь. Некоторая огласка неизбежна, любопытных вокруг хватает, хотя они и прячутся за занавесками, но, думается, тут уж не до церемоний — особенно если вспомнить, что черного хода в доме нет…
— Мне не дает покоя одна фраза из рассказа Грюнбаума… — сказал Пушкин.
— Мне тоже, — ответил граф.
— Вы о чем? — недоумевающе воззрился на них барон. — Стойте, стойте… Он ведь говорил, что Гаррах нашел Голема!
— О том и речь, — сказал граф.
— Погодите, вы что, хотите сказать, что этот истукан — где-то там, в доме?
— Представления не имею, — сказал граф. — Пока что перед нами — не более чем запертый изнутри дом…
— Граф, — сказал барон, утратив свою обычную бесшабашность. — Я, конечно, никакого дьявола не боюсь, как и положено прусскому королевскому гусару… и старинной глиняной куклы не боюсь… но не вызвать ли нам подмогу? Про кавалерию я не говорю, сам прекрасно понимаю, что на этой чертовой улочке шириной с трактирную стойку ей все равно не развернуться… но, может, поднять по тревоге батальон-другой солдат с пушками? Не всякая старая магия, думается мне, доброму ядру сможет противостоять…
Лицо графа стало усталым и, определил для себя Пушкин мысленно, словно бы несчастным.
— А как бы вы поступили на моем месте? — спросил он наконец.
— Я… — Барон помолчал, яростно гримасничая, потом сказал уже не так воинственно. — Я бы наверняка не решился. Не в том даже дело, что буду потом выглядеть дураком, если окажется, что тревогу подняли зря… Приказ ясен: соблюдение полной тайны…
— Вот то-то и оно, — произнес граф с отсутствующим лицом. — Полная и совершеннейшая тайна. Откровенно говоря, я не верю, что чудовище из старых легенд вырвется на улицы… Как-никак, Гаррах здесь обосновался четыре месяца назад, и ничего ужасного пока что не произошло. Я готов допустить, что Голем там все же есть… но, скорее всего, мы увидим пыльную фигуру в темном углу…
Подкатила карета, из нее выскочили несколько человек с обликом и замашками мастеровых, шустро принялись выгружать инструменты. Работа закипела. Появился господин Кунце и, как человек, знающий толк в данном вопросе, принялся тыкать пальцем в дверь, указывая, где расположен засов, и растолковывая, каков он из себя. Прибывшие слушали его чуть свысока, с тем небрежным превосходством, что свойственно уверенным в себе мастерам, потом непреклонно отодвинули в сторонку и, судя по жестам, сопроводили это суровым внушением не путаться под ногами.
В ход пошли ломы, дверь затрещала. Ее чуть-чуть отжали от сделанного на века дубового косяка, один из мастеровых пропихнул в образовавшуюся щель узкую пилу. Раздался омерзительный скрип металла о металл, разнесшийся, казалось, на весь квартал. Зеваки на улице не толпились, но без труда можно было разглядеть чуть ли не за каждым окном любопытную физиономию.
Граф, поморщившись, подозвал сыщика и отдал короткое распоряжение. Тот чуть ли не одним прыжком оказался на другой стороне улицы, где мастера, и сами, похоже, обескураженные первой попыткой, прекратили пилить и задумчиво почесывали в затылках.
Пилу убрали, взялись за ломы и принялись снимать дверь с петель, что производило гораздо меньше шума. Едва вход оказался свободен, граф с остальными бросился туда и громко распорядился:
52 
