7 
— Это в каком смысле? — спросил барон, завороженно слушавший.
— За две недели до гибели бедняга заказал художнику картину с изображением гостиной. Диван, на котором все и произошло, статуэтка — все было выписано предельно тщательно, с несомненной похожестью на оригинал. Но в том-то и дело, что позы, в которых пребывал античный воин на полотне и в реальности, несколько отличались — достаточно, чтобы усмотреть различие. Привлеченный нами доктор, человек старательный и надежный, заверил, что «стилет», которым якобы была нанесена смертельная рана — и который, кстати, так и не был отыскан — вполне мог оказаться тем бронзовым мечом, что как раз и держал в руке античный воин.
— А что с этим воином? — жадно спросил барон, подавшись вперед. — Он там у вас ничего такого не выкидывал?
— Увы, барон, — с грустной улыбкой ответил Пушкин. — Он давно уже стоит в одном из помещений Особой экспедиции, но за все это время никаких сюрпризов не продемонстрировал. Ведет себя так, как и подобает бездушному истукану, отлитому в прозаической литейной мастерской… Дело в другом. Наш агент, как он признавался впоследствии, по какому-то наитию вспомнил именно это событие трехлетней давности. Три года назад при абсолютно схожих обстоятельствах расстался с жизнью дальний родственник господина Ключарева, опять-таки других наследников, кроме Ключарева, не имевший. Тогда произошло то же самое, вплоть до мелочей: покойный — кстати, еще не старый, изрядного здоровья мужчина — расстался с жизнью, будучи злодейски зарезан ночью своим камердинером. Именно таков вердикт полицейских. Что еще могла подумать полиция, когда выяснилось, что владелец дома был найден с колотой раной в комнате, куда не имел ночью доступа никто, кроме камердинера? Беднягу сослали в каторгу, мы отправили за ним людей, но пройдет немало времени, прежде чем они вернутся из Сибири…
— А статуи там не было? — выпалил барон. — В том, первом случае?
— Господин барон, вы мне испортили сценический эффект… — усмехнулся Пушкин. — Представьте себе, и в первом случае статуя, как вы изволили выразиться, была. Вот такого примерно роста бронзовый крестоносец с мечом наголо, стоявший на сей раз, правда, не в изголовье дивана, а на некотором отдалении, в углу комнаты… Мне сказать, кем была подарена и эта статуя, или вы догадаетесь сами?
— Кровь и молния! — воскликнул барон. — Неужели снова?
— Совершенно верно, — сказал Пушкин. — У господина Ключарева обнаружилась похвальная на первый взгляд привычка: делать довольно дорогие подарки людям, единственным наследником которых он числился. Вот только в обоих случаях последствия оказывались самыми трагическими… Мы оказались в сложнейшем положении, господа. Особая экспедиция за годы своего существования сталкивалась с вещами даже гораздо более страшными и удивительными — но никогда не имела возможности нарушить тайну. Кто-кто, а вы-то можете представить, как мы выглядели бы, явись князь или господин Бенкендорф в уголовную палату и потребуй привлечь к суду человека, совершившего два убийства с помощью оживающих бронзовых статуэток…
— Да уж! — с чувством сказал барон. — Я про своего оборотня и заикнуться не могу, пока не окажусь среди людей понимающих. На смех подымут, а то и к докторам запрут… — Он вдруг яростно хлопнул себя кулаком по ладони: — Тысяча чертей, а ведь мне ваша история кое-что напоминает…
Граф осведомился с непроницаемым лицом:
— Надо ли понимать вас так, что виновник оказался вне вашей досягаемости?
— Именно, — сказал Пушкин. — Не было причин ему препятствовать, весь остальной мир пребывал в неведении, и он, преспокойно исхлопотав паспорт, выехал за границу. В его доме мы нашли огромную кучу пепла в камине, конечно, не установить уже, что за бумаги он жег, — но библиотека этой участи избежала. Странная библиотека для молодого человека из высшего общества. Почти целиком состоящая из всевозможных печатных изданий на трех языках, касающихся чернокнижия, колдовства и тому подобных вещей. Сами по себе эти книги, каждая в отдельности, совершенно безобидны — изданы в Европе законным образом и не таят каких бы то ни было ужасных откровений… но круг интересов господина Ключарева обозначился чрезвычайно ярко. В сочетании с двумя помянутыми случаями крайне многозначительная получается комбинация…
— А он не в Пруссию ли сбежать изволил, ваш Ключарев? — со странной, недоброй ухмылкой поинтересовался барон.
7 
