Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
72 
– Успокойся, – засмеялась она. – Не надо мне ничего объяснять. Мужчины есть мужчины, и точка. Хозяин, кстати, нашел им… девиц, так что и с этой стороны все в порядке.
«Ай да товарищи из Москвы, – подумал Мазур весело. – И в этой дыре девок раздобыли. А если черкануть потом анонимку – мол, так и так… Моральное разложение, ущерб престижу СССР на международной арене… А, ладно. Что они мне-то плохого сделали? Хай себе развлекаются…»
– Как тебе Джараб?
– Серьезный человек, – сказал Мазур.
– Своими руками пристрелила бы. Такие еще хуже прямых контрреволюционеров, потому что сбивают людей с толку…
«Плясать бы тебе голой, золотко, кабы не я… – подумал Мазур с вялым раздражением. – Заставил бы, можешь не сомневаться. Он такой. Жалко, что доканает его рано или поздно кто-то с той или другой стороны, может, наши, а может, и янки…»
Что-то зашуршало, в темноте забелела форменная рубашка – Лейла безмятежно стягивала китель. Аккуратно повесив его на спинку ветхого старомодного стула, прилегла рядом с Мазуром, коснулась ладонью его щеки:
– Ладно, ну его, этого Джараба…
От нее веяло противоречащими революционному аскетизму французскими ароматами, стояла совершеннейшая тишина, не сулившая опасных неожиданностей – и Мазур, не сдержавшись, принялся ее раздевать. Сейчас он не чувствовал себя ни опозоренным мужем, ни грозным командиром невеликого отряда – попросту мимолетным хозяином покорной красавицы, в первый миг замершей под его бесцеремонным напором, а потом с тихим стоном поддавшейся навстречу…
И плевать было на весь белый свет.
Глава шестая,
самая короткая
Зрелище было дурное – посреди чахлых пальм, произраставших из каменистой серо-желтой почвы, стояло трехэтажное здание, словно перенесенное сюда прямиком из какого-нибудь Вышнего Волочка или прославленного в анекдотах Урюпинска – типовая советская школа, блочная, со стандартными окнами и стандартными водосточными трубами, которые здесь были решительно ни к чему, учитывая, что редкие дожди тут чуть ли не в летописи заносили. Простяга Ганим, узрев очаг культуры, так и спросил у Мазура – а что это, мол, за трубы с воронками по бокам? Майор никогда не видел водосточных труб…
Мазур подозревал, что примерно так же обстояло и с большей частью собравшихся на торжественное мероприятие местных пролетариев, пригласили, должно быть, всех, кого только возможно – толпа перед школой собралась немаленькая. Знать бы еще, что кто-то вообще понимает, ради чего их согнали…
До них было совсем недалеко, до передних рядов, и он отчетливо видел лица. С тем самым выражением, что давным-давно перестало его изумлять или задевать: ни радости, ни враждебности, вообще никаких эмоций, прозрачные глаза существ не от мира сего, с начала времен смотревших так на все перемены и новшества, привезенные из больших городов…
На миг ему стало отчего-то страшно, хотя ничего пугающего вокруг не имелось. Наоборот, все и в самом деле выглядело крайне торжественно: новехонькая школа, сиявшая свежевымытыми окнами, трибуна, сколоченная из неведомо где раздобытых в песчаной стране досок, украшенных лозунгами, плакатами и портретами (особую пикантность картине придавало то, что Лейла стояла тут же, над своим портретом); оркестр, во всю ивановскую наяривавший революционные марши; знамена и лозунги над толпой, огромная клумба – опять-таки портрет генерала Касема, с поразительным искусством составленный из розовых, синих и желтых цветов…
И с безопасностью обстояло как нельзя лучше. Здесь, в гнезде промышленного пролетариата, как оказалось, был расквартирован народогвардейский батальон усиленного состава – и означенные народогвардейцы стояли группами повсюду, бдительно следя за облагодетельствованным школой народом. Вот разве что горы Мазура чуточку беспокоили – высокие, голые, подступавшие с востока к городку чуть ли не вплотную. Но он сразу по приезде отправил туда тройку своих – а уж от его ребят не укрылась бы ни возможная огневая позиция, ни супостат, вздумавший бы туда мимо спецназовцев проскользнуть…
Так что со служебной точки зрения все было в полном порядке. Ну, а мысли Мазура при взгляде на лица в толпе проходили по ведомству излишней и даже, быть может, идеологически невыдержанной лирики, которую следовало держать при себе…
Лаврик тоже, судя по нему, был в самом благодушном настроении. Стоя рядом с Мазуром неподалеку от трибуны, пользуясь тем, что патетические завывания оркестра заглушали все остальное, он мурлыкал под нос с самым серьезным видом:
72 
