Недоверие уступило место взаимному уважению, тем не менее Джейн не говорила с Рабией насчет собственной беременности. Одно дело, когда свою смесь фольклора и колдовства Рабия применяла на афганских женщинах, другое – стать объектом ее экспериментов. Кроме того, Джейн рассчитывала, что ее ребенка примет Жан-Пьер. Когда однажды Рабия спросила о положении ребенка в утробе, предложив, если ожидается девочка, овощную диету, Джейн дала понять, что в связи с этой беременностью уместно говорить лишь о западных методах лечения. Рабия явно обиделась, но восприняла это решение с достоинством. Но теперь Жан-Пьер был в Кхаваке, а Рабия находилась рядом. Поэтому Джейн была рада воспользоваться помощью старой женщины, которая за свою жизнь приняла не одну сотню младенцев да и сама произвела на свет одиннадцать.
На какое-то время боли утихли, но в последние несколько минут, пока Джейн наблюдала, как Рабия неторопливо занимается своими приготовлениями, в нижней части живота появились какие-то новые ощущения, явное ощущение тяжести в сочетании со все возрастающим позывом выдавить. Позыв становился все более неудержимым, и когда Джейн чуть натужилась, с ее губ сорвался стон, но не от боли, а от усилия.
Словно откуда-то на расстоянии до нее донесся голос Рабии:
– Начинается. Хорошо.
Мгновение спустя ощущение сдавливания исчезло. Захара принесла чашку зеленого чая. Джейн приподнялась и с благодарностью пригубила. Чай был теплый и очень сладкий. «Захара мне ровесница, но у нее уже четверо детей, не считая выкидышей и мертворожденных, – думала Джейн. – Тем не менее она относилась к категории особо живучих женщин, напоминавших здоровых молодых тигриц. Видимо, она намерена родить еще нескольких детей». Если поначалу женщины относились к Джейн с недоверием и враждой, Захара приняла ее с откровенным любопытством. Вскоре Джейн увидела, что некоторые привычки и традиции Долины Захара считает бессмысленными и стремится воспринять побольше иностранных идей о здоровье, уходе за детьми и питании. Таким образом, Захара стала не только подругой Джейн, но и до некоторой степени опорой в осуществлении ее программы санитарного просвещения.
Однако сегодня Джейн познакомилась с афганскими методами врачевания. Она наблюдала, как Рабия раскладывает на полу пластиковый коврик (интересно, что использовалось тогда, когда здесь еще не было пластика?), посыпая его слоем песка, целое ведро которого Захара принесла в дом. Рабия выложила несколько предметов на клеенку, и Джейн приятно было видеть чистую вату и новое, еще не вынутое из упаковки, бритвенное лезвие.
Джейн снова захотелось натужиться, и она закрыла глаза, чтобы сосредоточиться. Собственно болевого ощущения не было, казалось, что ее мучит какой-то жуткий запор. Она застонала, но не от боли, а потому, что это помогло при таком усилии, о чем ей хотелось сказать Рабии, да вот только она не могла одновременно и говорить, и напрягаться.
Когда стало чуть-чуть легче, Рабия опустилась на колени, развязала шнур на штанах Джейн и осторожно освободила ее живот и ноги.
– Хочешь помочиться, прежде чем я тебя обмою? – спросила она.
– Да.
Она помогла Джейн встать и пройти за шторку, потом, поддерживая за плечи, усадила ее на горшок.
Захара принесла таз с теплой водой и унесла горшок. Рабия обмыла Джейн живот, бедра и половые органы, впервые действуя живее, чем прежде. Потом Джейн снова легла. Рабия вымыла свои руки и вытерла полотенцем. Она показала Джейн маленький кувшин с голубым порошком – наверное, сульфат меди, подумала Джейн – и сказала:
– Этот цвет отгоняет злых духов.
– Что ты хочешь с ним делать?
– Немного посыплю тебе на лицо.
– Ладно, – проговорила Джейн и добавила. – Спасибо.
Рабия посыпала немного порошка Джейн на лоб. «Я не имею ничего против колдовства, если оно не во вред, – подумала Джейн, – но что она будет делать, если возникнет настоящая медицинская проблема? Вот знать бы точно, на сколько недель раньше появляется этот ребенок?».
Пока Джейн озабоченно размышляла, снова начались схватки. Из-за этого она не успела сосредоточиться, чтобы сознательно усилить этот накат. В результате боль показалась ей просто нестерпимой. «Не надо волноваться, – подумала она. – Необходимо полностью расслабиться».
После этого Джейн почувствовала себя изможденной и немного вялой. Закрыв глаза, она почувствовала, как Рабия расстегивает ее рубашку, ту самую, что она взяла у Жан-Пьера в тот послеобеденный час, от которого ее отделяла целая вечность. Рабия стала массировать ей живот, втирая какую-то мазь, скорее всего, рафинированным маслом. Рабия нажала пальцем на брюшную стенку. Джейн открыла глаза и проговорила: