Особенно,... 
106 
– Ага, – сказал Мазур, – какой-нибудь противолодочный корабль?
– Самолет, – сказал Хольц. – «Эвенджер» с американскими опознавательными знаками. Видимо, он патрулировал район, у американцев уже тогда были тут военно-воздушные базы... Это было, как в кино, право слово. На войне возможны самые невероятные события, все так причудливо переплелось... Мы с радистом все отлично видели, лучшего наблюдательного пункта и не подберешь. Самолет пошел на боевой заход, в красивое пике... Мне потом пришло в голову, что все обернулось именно так исключительно из-за того, что на зенитном автомате стоял Крифельд. Он был мастером своего дела, прямо-таки виртуозом. Промахнись он, все произошло бы как-то по-другому. А так... Крифельд попал по самолету первой же очередью. Я уверен, пилота убило сразу. То ли я и в самом деле видел тогда, как брызнули осколки фонаря, то ли внушил себе потом, что видел. Какое это имеет значение? Самолет не изменил траектории, понимаете? И врезался в носовую часть лодки, перед рубкой. Тут же рвануло. Ох, как рвануло... Я выяснил потом: «Эвенджеры» обычно несли или торпеду в бомболюке, или девятьсот кило бомб. В любом случае шарахнуло на совесть. Лодка утонула в считанные секунды. Это все произошло гораздо быстрее, чем я вам сейчас рассказываю. Мы с радистом стояли, как истуканы, разинув рты – а там, внизу, вода уже успокаивалась, на поверхности ничего не было, ни обломков, ни людей, ничего... только море... – его взгляд оставался столь же мечтательным, отрешенным. – Текли минуты... первая мысль у меня была: «О господи, мы остались совершенно одни!» А вторая: «Теперь только я знаю, где лежит два миллиона долларов!» Конечно, по тогдашним ценам это было далеко не два миллиона – но я уже не помню тогдашнейсуммы...
– Подождите-ка, – сказал Мазур. – «Только я знаю», вы сказали? А радист? Ему что, каким-нибудь осколком в лоб прилетело?
– Да нет, – сказал Хольц, криво усмехаясь. – Он стоял тут же. Но, понимаете... Он бы не одобрил, я бы не нашел у него понимания. Этот парень был идейным. Фанатик со стандартной биографией. Как говорят американцы, упертый.
– А вы, стало быть, нет?
– Верьте или нет, дело ваше, но к тому времени я давным-давно не был убежденным нацистом. Я был в гестапо, не забывайте. В любой спецслужбе очень мал процент идейных фанатиков. Потому что именно спецслужбы имеют дело с реальной информацией о реальном положении дел. Официальная пропаганда – это для толпы. Нет уж, мы были кем угодно, только не фанатиками. К тому времени человеку вроде меня уже стало ясно, что идеи стухли, а цели недостижимы...
– Ага, – сказал Мазур. – И радист, я так понимаю, покончил самоубийством, выстрелив себе в затылок?
– В основание черепа, – с большим знанием дела поправил Хольц. – Есть такая точка, вот тут. – Он наклонился над Мазуром и ткнул крепким пальцев в точку, о которой и сам Мазур прекрасно знал. – Смерть мгновенна, ни мига страданий, я вовсе не хотел, чтобы он страдал, как-никак мы служили в одном экипаже... Но он ни за что бы со мной не согласился. Он умер через четверть часа после взрыва, когда стало ясно, что на лодке погибли все до одного, и никто более не вынырнет. О трупе я позаботился, его так никто никогда и не нашел.
– А потом?
– Остаток дня я провел даже с некоторым комфортом – в лодке, как и полагалось, был НЗ, пресная вода на острове отыскалась. А назавтра над островом и вокруг стали летать самолеты. Американцы искали свой штурмовик. Несомненно, он просто не успел связаться с базой и сообщить, что видит субмарину – иначе моя легенда не прокатила бы... А она прокатила. К тому времени я успел многое обдумать, принялся бегать по берегу, как какой-нибудь Робинзон Крузо, махать, костер разжег, навалил зеленых веток для дыма... Летающая лодка быстренько подрулила к берегу. Янки были очень разочарованы – они, понятное дело, решили, что это их пилот спасся. Ну, что им оставалось делать? Мне дали по шее для порядка, обыскали и забрали с собой. Привезли сюда, на свою базу. Обычно пленных отсюда переправляли в Штаты, но я был один-одинешенек, да и оказии не случилось. А через несколько дней кончилась война. И я сразу стал почти неинтересен. Допрашивали, конечно. О, я им преподнес чертовски убедительную версию... Назвался младшим офицером с другойлодки. Американцы ее потопили в тех же местах дня три назад, мы слушали их радио до того, как потеряли антенну. Я там знал кое-кого, вот и присвоил себе чужое имя – такой же младший офицер, ничего интересного. Со своим «зольдбухом», солдатской книжкой, я успел поработать– подтер, где надо, до полной нечитаемости, подмочил морской водой... Они ничего и не заподозрили. Мундир кригсмарине, погоны соответствуют обозначеному в книжке званию, место службы тоже, вот только номер подлодки не читается. Я им напел, что спасся на той самой надувной лодочке, и течением меня принесло прямехонько к острову. Съели. При серьезной разработкемогли и докопаться, но кому это было нужно. Война закончилась, я был обычным младшим офицером кригсмарине, каких в плену у союзников торчало немерено... Меня еще два месяца держали за колючкой, в каком-то пункте для интернированных – а потом вышибли к чертовой матери. С соответствующей справкой. Можно было выправить бесплатный билет в Европу – в трюме какого-нибудь сухогруза. Только зачем? Родители к тому времени уже умерли, невеста... в этомплане я не сентиментален. Я ведь единственный знал, что там лежит на дне.
106 
