Легонький стук в дверь опять-таки был слишком деликатным для потенциальных охотников за бродячим кладом, и Мазур преспокойно отозвался:
– Войдите!
Вошла его спасительница и временная хозяйка, в коротком пляжном халатике из чего-то вроде махрового полотенца. В руках у нее был потемневший мельхиоровый поднос, на котором красовался премилый натюрморт, состоявший из бутылки виски, сифона и парочки высоких чистейших стаканов.
Не переменив позы, Мазур смотрел на нее – точнее, в первую очередь на поднос. «Ну, разумеется, – подумал он скромно. – Кто может устоять против моего невыразимого обаяния? Вот и эта не выдержала, и не виноватый я перед замполитом, она сама пришла...»
Конечно, все это была исключительно бравада, прикрывавшая гораздо более серьезные и трезвые раздумья...
Энджел поставила поднос на хлипкий столик, уселась в низкое продавленное кресло, закинула ногу на ногу, присмотрелась к новонанятому шоферу, а также прислуге за все. Потом сказала:
– Форменный хам...
– Это почему? – не без интереса спросил Мазур. – Потому что без рубахи? Ты знаешь, у меня отчего-то сложилось впечатление, что тебе уже приходилось видеть полуодетых мужиков и в ужас ты не придешь.
– Я не об этом. Нормальный человек, когда к нему заходит девушка в столь куцем халате, первым делом таращится на ее ножки, а не на бутылку.
– Каждому свое, – сказал Мазур. – У тебя великолепные ножки, и вообще ты прекрасна и ослепительна – но я реалист и прекрасно понимаю, что для меня ты навсегда останешься далекой звездой, недосягаемой мечтой, а потому нужно уделить внимание более доступным удовольствиям...
– Надо же, – сказала она безмятежно. – Вот уж не думала, что австралийцы способны на такое красноречие. Прости, но я отчего-то полагала их людьми неотесанными...
– Ты забываешь, что я не типичный австралиец, – сказал Мазур. – Я моряк, полсвета исколесил, а это, согласись, расширяет кругозор и обогащает лексикон. В общем, ты очаровательна, и этот халатик тебе ужасно идет. Если ты будешь настолько неосмотрительна, что подойдешь поближе, я его непременно с тебя сорву, а так – лень вставать. Даже цивилизованные австралийцы, избороздившие полмира – ужасные лентяи...
Девушка посмотрела на него без особого возмущения, с тем же пытливым любопытством, поинтересовалась:
– А почему ты так уверен, что не получишь немедленно по физиономии за этакие речи?
Мазур ухмыльнулся:
– Потому что нутром чую: ты совершенно нормальная женщина, а любой женщине в глубине души приятно, когда к ней питают дикарскую страсть...
– Надо же...
– Будь уверена.
– Мне что, следует в обморок упасть с закружившейся от столь пылкого излияния чувств глупенькой головкой?
– Достаточно будет, если ты стыдливо покраснеешь, – сказал Мазур великодушно.
– Нахал...
– Это я подобным образом маскирую застенчивость, – признался Мазур.
– А ты, случаем, не забыл, что я просто-напросто наняла тебя на нехитрую работу? – прищурилась она.
Мазур в секунду ссыпался с постели и встал по стойке «смирно»:
– Конечно, мэм! Само собой, мэм! Готов приступить к работе! Что прикажете делать – катать квадратное или таскать круглое? Об одном прошу, хозяйка, мэм: не заставляйте меня выбрасывать старые бумеранги – уж мы-то, австралийцы, знаем, какой это тяжкий и безнадежный труд...
– Сядь, – сказала Энджел. – Работы пока что нет, но обязательно будет... Значит, застенчивость маскируешь? Мило. Что-то я не встречала застенчивых моряков, равно как и лесных бродяг...
– Ну, какой из меня лесной бродяга, – сказал Мазур. – Так, недолгий и неудачный дебют...
– Налей виски. Уж это ты должен уметь...
– А как же, мэм, хозяйка, – сказал Мазур, ловко манипулируя с бутылкой, стаканами и сифоном. – Дело для моряка знакомое...
«Интересно, какого тебе рожна от меня надо? – подумал он со своей обычной в таких случаях здоровой подозрительностью. – Ладно, предположим, что девочка ты раскованная и современная, к тому же пребываешь вдали от дома, где нет нужды заботиться о репутации. Вот и решила покувыркаться на чистой простыне с первым попавшимся подходящим экземпляром. Но все равно, на кой черт тебе шофер и такелажник в одном лице, если машину ты и сама водишь прекрасно, а ничего особо тяжелого в доме пока не заметно...»
Она отпила из своего стакана, на миг опустила длинные ресницы и спросила доверительно:
– Ты знаешь, что такое – современный журналист?