– Доводилось, – не моргнув глазом, ответствовал дон Хайме. – Молодой человек, тысячу раз простите, но выговор у вас вовсе не американский...
– Помилуйте, я и не выдавал себя за урожденного американца, – светским тоном сказал Мазур. – Позволено ли мне будет осведомиться, отчего вы на меня так странно смотрите?
– Вам не кажется, что это вульгарная привычка – таскать пистолет за поясом?
– Господи! – сказал Мазур растроганно. – Наконец-то я встретил человека, который вопреки местным традициям отмечает вульгарность этого обычая... Вы тысячу раз правы, любезнейший дон Хайме. Пистолет за поясом – это плебейство... но я не виноват, что здесь именно так заведено и невозможно достать нормальную кобуру... Если вас пугает мой скромный пистолетишко, я его уберу...
– Молодой человек, – значительным тоном произнес дон Хайме. – Чтобы меня по-настоящему напугать, нужно нечто большее, чем подобная игрушка... да и ее хозяин.
– Ну, тогда я уж и дальше буду сидеть с пушкой за поясом?
– Сделайте одолжение.
Мазур непринужденно повернулся к Кристине и сказал так, словно они были здесь одни:
– Дорогая, ты была права – чертовски забавный старичок...
Дон Хайме одарил его молниеносным, испепеляющим взглядом. Мазур в ответ на это улыбнулся простецки, широко, совершено идиотски. На несколько секунд повисло молчание, потом дон Хайме преспокойно спросил:
– Милая Кристина, где вы раскопали этого дешевого гангстера? – и любезно сообщил Мазуру: – В вашем облике есть некоторые недочеты, должен с прискорбием заметить. Полагалось бы носить шляпу фасона «борсалино», лихо заломленную набекрень, держать в уголке рта изжеванную сигару, а на пальце просто обязан красоваться огромный перстень...
– Я не сторонник скрупулезного следования окостеневшим традициям, – сказал Мазур. – Дон Хайме, вы сделали две ошибки. Даже три. Во-первых, я не гангстер, во-вторых, не дешевый. В-третьих, должен вам сказать откровенно: мне никогда не нравились люди, которые посылают своих холуев стрелять в девушек и поджигать коровники. Первое – подло, а второе – мелко. Ваши предки, я уверен, в гробах ворочаются...
– Оставьте в покое моих предков, – ледяным тоном произнес визитер.
– Да ради бога, – сказал Мазур. – Так вот, мне не нравятся люди, ведущие себя подобным образом. Иногда, если особенно допекут, я их, простите, убиваю...
С тем же каменным выражением лица дон Хайме произнес:
– Простите, милейший, а вас никогда не называли нахальным щенком?
– Ба-бах!
Кристина невольно отшатнулась. Зато дон Хайме, не дрогнув, остался сидеть в своем кресле, держа обеими руками гнутую рукоять трости – хотя самой трости при рукояти уже не было, трость валялась на полу, перебитая пулей из «Тауруса».
– Неплохо, – произнес, наконец, дон Хайме, небрежно отшвырнув рукоять. – Оружием вы владеете мастерски, согласен... Но ведь это еще ничего не решает, я так думаю... Кристина, позвольте вам попенять на правах старого доброго знакомого, некогда державшего вас на руках, когда вы еще пребывали в младенческом возрасте... неужели вы всерьез рассчитываете чего-то добиться, наняв этого... – он многозначительно оборвал гладкую фразу.
Кристина, гордо выпрямившись в кресле, ответила с восхитившим Мазура выражением лица:
– А если предположить, что рассчитываю?
– Должно быть, на оплату услуг этого чистозовы потратили последние деньги?
– Сеньорита, вас не затруднит перевести непонятное мне слово? – спросил Мазур спокойно. – Если оно имеет хоть чуточку уничижительный оттенок, я его выкину в окно...
– Да нет, пожалуй, – сказала Кристина. – «Чистозо» означает забавник.
– А, ну в таком случае дон Хайме покинет этот дом через дверь и на собственных ногах, так и быть, – сказал Мазур. – Не вижу ничего оскорбительного...
– Кристина, – настойчиво повторил дон Хайме. – Вы, должно быть, истратили на этого молодчика последние деньги?
– Это не ваше дело.
– Быть может... – сказал дон Хайме. – Однако должен заметить, что в этом случае вы весьма нерационально истратили деньги. Вам следовало бы поискать специалиста другого профиля... конкретнее говоря, специалиста по подводному плаванию... Вряд ли этот молодец умеет пользоваться аквалангом, а?
По тому, как встрепенулась девушка, Мазур понял, что старый хрен метко угодил в какую-то болевую точку. Она была слишком гордой, чтобы задать прямой вопрос, но в ее глазах появилась такая тревога, такая беспомощность, что у Мазура неприятно царапнуло сердце.