– Слушай, в едальне после тебя хоть что-нибудь осталось?! – Джай жадно выхватил его у горца.
– Конечно. – Охотник, не расстроившись, достал еще парочку. – Стол!
– Потому что в карман не влез?
– Потому что к полу прибит. Ты разве не заметил?
– Нет, я же не пытался его спереть!
– Я хотел его просто подвинуть. Ну ты и невнимательный, равнинник.
– Чего?! Да я один из лучших оритских обережников, тебя вон мигом на чистую воду вывел!
ЭрТар зажмурился:
– Ну скажи тогда, какого цвета у меня глаза?
– Что ты – баба, в глаза тебе пялиться? – смутился застигнутый врасплох Джай. – Ну черные.
– Сходи в лес за малиной[34]! – Горец торжествующе моргнул. Глаза у него оказались темно-синие, действительно смахивающие на черные из-за густых угольных ресниц и бровей. – А у тебя серо-зеленые.
– Конечно, ты же сначала посмотрел, а потом сказал! А у него? – кивнул Джай на жреца, надеясь отыграться.
– Темно-зеленые, – уверенно сказал ЭрТар. – А волосы, наверное, каштановые были. Обережничек, хе! Еле взглядом скользнул, пару примет запомнил и доволен. Если горец – значит, черноглазый, если с палкой – значит, хромой. Разбойники тебе небось свечки в храмах ставят!
Джай оглянулся на жреца, надеясь уличить горца в ошибке, но тот успел отойти на край поляны и, присев на корточки, пересыпал из горсти в горсть что-то мелкое, черное, приятно шуршащее.
– Что там у тебя? – Любопытный ЭрТар вскочил и подошел поближе.
– Семена камалеи. – Жрец распределил их по всей ладони и теперь сосредоточенно передвигал кончиком пальца. Блестящие, пузатенькие, они напоминали яблочные, только раза в два крупнее.
– А разве она цветет? Я думал, только побеги из корней пускает, как шиповник.
– До Воцарения Двуединого – цвела.
– Ты хочешь сказать, что этим семенам больше тысячи лет?! – Изумленный Джай тоже захотел полюбоваться на такое чудо. – А где ты их взял?
– Украл у Архайна.
– Наш человек! – восхитился ЭрТар. – А как ты их спрятать ухитрился? Так в кулаке все время и держал?
– Нет. – Делиться секретом жрец не стал, видимо, опасаясь, что тогда горцу в едальнях вообще удержу не будет.
– А зачем ты их перебираешь?
– Мне нужно то, из которого вырастет камалея. – Мужчина забраковал еще пару семян.
– А разве из ее семян может вырасти что-нибудь другое?
– Да. Камалейник.
– Но это же разные лозы! – не поверил горец. – У камалеи красные листья, и она целый дом может оплести, а камалейник синий, мелкий и ползучий, как ежевика.
Джай в разговор не вмешивался. Он и яблоню-то от груши только по осени отличал.
– Мужчина и женщина тоже не слишком похожи друг на друга. – Жрец, наконец, остановился на одном из семян, с виду точной копии остальных. Куда делись остальные, горец, к своей крайней досаде, заметить не успел – тваребожец сжал ладонь, а когда разжал, их там уже не было.
– А у камалейника семена бывают?
– Нет. Отстань. Мне надо сосредоточиться.
ЭрТар поскреб в затылке. Вопросов в конце разговора стало больше, чем в начале. Но, по крайней мере, наблюдать за своими действиями жрец не запретил. Он опустился на колени и аккуратно раздвинул траву, обнажив кусочек почвы. Пощекотал ее двумя пальцами, и та, распахнув неглубокую ямку, сглотнула камалейное семя. Мужчина вытянул ладони, словно греясь над невидимыми угольями, закрыл глаза – и земля почти сразу же заворошилась…
***
Архайн, не размыкая век, тряхнул головой, сбрасывая упавшую на затылок сосновую иголку. В лес его занес вовсе не коварный умысел, а необходимая для обряда почва и неприязнь к тупой обережи. Он терпеть не мог, когда кто-то пялится ему под руку во время Взывания. К тому же «манок» давался Архайну нелегко – приходилось не только сосредотачиваться, выходя на иной слой сознания, но и притворяться воплощением верности, самоотверженности и беззаветного обожания. Короче, таким же идиотом, как жрец. Тварь, в отличие от Иггра, не ограничивалась равнодушно брошенным комком силы. Архайну никак не удавалось отделаться от ощущения, что это взрослая, мудрая как мир и такая же прозорливая женщина, которая снисходительно выслушивает твой заплетающийся голос и, даже зная, что ты лжешь, выполняет твою просьбу, а потом с интересом наблюдает: ну?.. и что ты будешь делать?.. раскаешься или обнаглеешь еще больше?
Стерва. На сеновал тебя, как обычную девку, чтобы знала свое место. На цепь, как строптивую суку.