– Не свисти. А то ведь недолго и на семьдесят два часа… Привлекает перспектива?
– Да не особенно.
– Вот и исповедуйся. Зачем пришел, что вынюхал?
– Ладно, – сказал Шохин спокойно. – Эта кукла, Анжелика, трудилась в той же «фирме», что и Ритка.
– Откуда дровишки?
– Ритка мне присылала фотографию – они вдвоем, держатся за дверцу неплохого «мерса», а на заднем плане благодушно ухмыляется весьма прикинутый пожилой дяденька. А в письме сообщается, что подружка рядом с ней – некая Анжелика, и они с этой самой Анжеликой на пару подрабатывают секретаршами в какой-то богатой фирмочке, и хозяин настолько любезен, что разрешил им щелкнуться на фоне тачки… Я уже тогда подумал, что дело пованивает. В секретарши таких соплюшек если и берут, то – в ночные…
– Где фотография?
– В Томске. А номерок «мерса» я на всякий случай записал. Я же говорил: как-никак – родная кровь, не хотелось, чтобы пацанка влипла в дерьмо… Тогда же созвонился кое с кем здесь у вас, в Шантарске, дядечку они мне быстро вычислили. Только потом навалились срочные дела с командировками, было не до того. А сейчас пригодилось…
– Тряс дядечку? – усмехнулась Даша.
– Немного. С соблюдением правовых норм. Никакими секретаршами они у него не работали. Зато в сауне с ним пару раз кувыркались. Он мне Анжеликины координаты и сдал. Не столь уж и крутой дядечка, хоть и на «мерсе»… Торгаш среднего пошиба. Не станет он на меня «крышу» спускать из-за таких пустяков, расстались вполне полюбовно, я ему пулеметом в брюхо не тыкал. Он сам малость трясется, как бы не всплыли пикантные подробности… Договорились, что он сдает Анжелику, а я про него забываю начисто. Даже бокальчик налил на прощанье.
– Слушай, Филип…
– Игорь. Забыли?
– Филип Марлоу, имею в виду… Объясни ты мне толком – чего, собственно, добиваешься? Выйти на хозяина фирмы? Так он, могу тебя порадовать, в психушке. Честное офицерское. На клиентов? А они-то тут при чем? Не похоже, чтобы твою кузину на эту веселую работенку заманивали битьем по почкам или паяльником, уж извини… Чего ты добиваешься?
Он помолчал, чуть смущенно пожал плечами:
– Сам не знаю. Что-то тут не складывается.
– Что? Где?
– С этими тремя убийствами.
Даша уже начинала понемногу шкворчать, как разогретая сковородка, но старательно сдерживала себя.
– Слушай, умник, – сказала она спокойно. – Я в эти игры играю дольше тебя. У меня опыт, контора, стукачи… И не надо меня учить. Все я понимаю, но если еще раз перейдешь дорожку – пеняй на себя. В этом городке, между прочим, располагается штаб-квартира Сибирского управления внутренних дел на транспорте. Обнимающего и ваш Томск. Суну в поезд, попрошу группу сопровождения последить как следует – и покатишь прямым ходом до малой родины. Так что ты уж лучше собирай вещички и сам возвращайся домой. Еще одного трупа мне не хватало…
– Откуда ж труп, если девочек режет сексуальный маньяк? – усмехнулся он.
Даша растерялась на миг, но тут же опомнилась:
– Э нет, давай без демагогии. Девочки – другое дело. Будешь и дальше приставать к дядькам из «мерседесов», рано или поздно нарвешься на сердитого, в чужом городе такие игры чреваты сломанными ребрами, а то и чем похуже, тебе ли не знать… Ну, на чем мы поладили? Сегодня в десять вечера как раз есть поезд на Томск, я выясняла.
– Уматываю, – глядя в сторону, сказал Шохин. – Тут и правда глухой тупик. Но эта Анжелика – та еще стервочка, точно вам говорю.
– Проверим, – сказала Даша. – Значит, она дома сейчас?
– Ага. Только не впускает. Прокатила на матах.
– Ладно, давай координаты дядечки с «мерседесом» – и будем прощаться без слез и объятий…
Он вздохнул, отдал Даше вынутую из блокнота карточку с записями, неловко кивнул и вылез из машины. Тут же распахнулась дверца «Волги», бдительно высунулся опер – но Даша успокоила его жестом. Прочитала записанное на карточке, хмыкнула:
– Стоило время терять…
Эту торговую фирмочку она прекрасно знала, и все, что за ней числилось противозаконного (покажите такую фирму, за которой ничего не числится…), могло интересовать лишь налоговую полицию и ОБЭП, но уж никак не уголовку. В самом деле, глухой тупик – еще один любитель юных милашек, для порядка поломавшись и поотнекивавшись, будет ронять слезы и распускать сопли, напирая особенно на то, что никого он не принуждал. Теоретически можно его и привлечь за склонение несовершеннолетних к известным прегрешениям, а практически – не стоит результат стоптанных сапог. Разве что отложить в памяти, вдруг кому-то из смежников понадобится компромат на этого деятеля…