Особенно,... 
70 
– Мы с вами, кажется, уже встречались?
Рубинов на шее у нее на сей раз не было, но взгляд остался столь же капризным и дерзким.
– Это где же? – поинтересовался Иванихин.
– В Шантарске, – беззаботно пояснила девушка. – Этот господин весьма неосторожно переходил улицу, когда я ехала…
И вновь уставилась с той же лукавой подначкой: «Будешь ябедничать?» Он, разумеется, промолчал.
– Врешь, Танька, – убежденно сказал Иванихин. – Ведь врешь. Наверняка опять носилась сломя голову… Она, амазонка доморощенная, однажды изволила сшибить тарантасом отца дьякона, хорошо хоть, ничего он себе не сломал, но все равно казус обошелся мне в полусотенную… Это, Леонид Карлович, единственная дочь и наследница. Существо, выращенное мною, вдовцом, без надлежащего ухода и воспитания и оттого своенравное, дикое и совершенно неуправляемое… – впрочем, говорил он это, откровенно любуясь. – Хорошо хоть, очаровательное и неглупое. Но предельно эмансипированное – заметили портки? Староверы наши вслед крестятся и плюются.
– Вообще-то, в столицах дамы уже частенько носят шаровары при занятиях спортом, к коим можно отнести и верховую езду… – сказал Бестужев растерянно.
– Ага, – удовлетворенно сказал Иванихин. – Еще один сражен и очарован. Берегитесь, господин… инженер, красавица эта обожает бездушно разбивать сердца, так что не поддавайтесь ее мнимой беззащитности… Татьяна, естественно, Константиновна – Леонид Карлович. Теперь вы друг другу представлены по всем правилам, способным удовлетворить любого блюстителя светских церемоний, и можете оставить меня в покое. Дел, простите, невпроворот. Татьяна, можешь показать господину инженеру нашу град-столицу, если у него нет других планов… – Он цепко глянул на Бестужева. – Да нет, не похоже, чтобы он был занят… А о наших делах мы обязательно поговорим ближе к вечеру. Время ведь терпит?
Бестужев кивнул.
– Вот и прекрасно, – сказал Иванихин, с явным намеком косясь на дверь. – Ступайте, молодые люди, ступайте…
Глава пятая
Луч света в темном царстве
Как и полагается воспитанному человеку, Бестужев вежливо приоткрыл перед ней дверь, и она вышла первой. Едва они оказались в широком коридоре, девушка повернулась к нему:
– Вы и есть этот тайный агент?
– Как вам сказать… – протянул Бестужев, в глубине души ругательски ругая Иванихина, не умевшего держать язык за зубами.
– Бросьте, – безмятежно улыбнулась Татьяна. – Не считаете же вы, что я понесусь сплетничать по поселку? Ну да, государь-батюшка не сумел удержать эту новость при себе… а вы могли бы от меня что-то скрыть?
Это было даже не кокетство – нечто естественное, как тайга или дождь. И потому Бестужев чувствовал себя откровенно беспомощно: он умел кокетничать с красотками, умел непринужденно общаться с чужими, посторонними людьми под очередной своей личиной, но здесь было нечто иное, к чему он оказался никак не готов. Амазонка…
– Пожалуй.
– Пожалуй – да или пожалуй – нет?
– Пожалуй – да, простите, Татьяна Константиновна…
– Н-да? – она послала взгляд, от которого у Бестужева опять тоскливо защемило в сердце. – Твердокаменный вы человек… Вас и в самом деле величают Леонидом Карловичем?
– Нет, – не выдержал он. – По-настоящему я – Алексей Воинович, но убедительно вас прошу…
– Можете быть спокойны, – важно сказала Татьяна. – Как сказал бы суровый Исмаил-оглы – магыла, да! Пойдемте? Во исполнение отцовских наказов покажу вам наши владения, насколько удастся… Или вы не хотите?
– Хочу, – сказал он, пытаясь быть немногословнее.
– Признаться, от офицера из Петербурга я ожидала что-то более галантное и сложносочиненное… Что же вы так?
– Я плохо представляю, как мне с вами держаться, – честно признался Бестужев. – Вы не похожи на… обычных барышень.
– Еще бы! – ослепительно улыбнулась она. – Я – сибирская амазонка, прелестная и дикая. Вы согласны с этим определением?
– С первым – безусловно. Со вторым… простите, я пока что не вижу в вас особой дикости. Непосредственность, да…
– Ах, во-от как… – Татьяна разглядывала его с непонятным выражением. – Всего лишь – непосредственность? Вы меня обидели, сударь. Обычно столичные кавалеры от меня шарахаются… разве это не признак моей дикости?
– Татьяна Константиновна… – сказал он потерянно. – Я – не светский человек, коего ваша непосредственность может испугать. Я – обычный офицер, без особых претензий на светскость… Бывший офицер, – поправился он, – я имею в виду, армейский… Теперь – жандарм.
70 
