– И что с того? – спросила Ольга, по-прежнему глядя ему в глаза и стараясь не выказывать испуга. – Извольте объяснить, отчего такое нахальство…
– Фу-ты, ну-ты! – расхохотался тот, что трогал сережку. – Княгиня, ага! Того гляди, на конюшню отошлет…
– Ну какое нахальство, Ольга Ивановна? – с невозмутимым и невинным видом пожал плечами Бес. – Это не нахальство, а, можно сказать, закон ремесла. По должности полагается. Коли уж мы разбойнички, как-то испокон веков и положено господ прохожих и проезжающих без церемоний брать за шкирку да избавлять от всего лишнего…
– Вынуждена вас разочаровать, – в тон ему ответила Ольга. – При мне ни денег, ни драгоценностей, разве что сережки… Можете снять, если уж так приспичило.
– Что снять, а что оставить, я уже сам разберусь, – заверил Бес, окинув девушку взглядом, который ей крайне не понравился. – Может, сначала развлечемся приятной беседой? – он протянул руку, потеребил рукав Ольгиного кафтанчика. – Приметная одежка, и конь приметный… Это не вы ль вчера, милая барышня, и с пистолета ночью палили, да так ловко, что человека до смерти застрелили? Хороший был человек, можно сказать, моя правая рука, так что отсекли вы мне правую рученьку, в переносном смысле выражаясь… Нехорошо, ай, нехорошо, а еще барышня из приличного дома… Совесть не мучает?
– С какой стати? – Ольга вскинула голову. – Я вас не просила за мной гнаться… и уж тем более палить по мне из ружей.
– Да где ж по тебе, – угрюмо сказал один. – Я по коню целил, не бреши…
– А какая разница?
– А я-то думаю, что за стрелок лихой попался, – продолжал Бес. – А это Ольга Ивановна изволили пистолетом окаянствовать. Нехорошо…
– Что вам нужно? – резко бросила она, стараясь не поддаваться страху.
– Да что ты, атаман, с ней церемонии разводишь? – нетерпеливо рявкнул кто-то. – Такого парня загубила, тварюшка мелкая… До печенки ей ножичком дотянуться, вот и весь сказ…
– Только приголубить сначала, – поддержал другой, столь же неприязненный голос. – Чего добру пропадать? А потом, конечно, можно и ножичком пошарить меж ребрышек…
Бес, чуть повернув голову, сказал непререкаемым тоном:
– Если какая неотесанная скотина еще раз вмешается в беседу мою с благородной барышней, так о березу шваркну, что всякая охота пропадет невоспитанность показывать…
Отставив ногу в начищенном сапоге, он полез в карман, извлек овальную табакерку, всю в разноцветных эмалях, подцепил двумя пальцами понюшку табаку и сосредоточенно, едва ли не священнодействуя, зарядил обе ноздри. Постоял, будто прислушиваясь к чему-то, потом его лицо исказила гримаса, и он оглушительно, с удовольствием чихнул. Несмотря на нехорошую серьезность ситуации, Ольга не сводила глаз с табакерки – интересно, правда или все же врут?
– Любопытствуете? – усмехнулся Бес, перехватив ее взгляд.
– Любопытствую, – сказала Ольга.
Может быть, тянуть время, насколько удастся? По окрестностям рассыпалась многочисленная охота, всякое может случиться, места вокруг все же не самые глухие…
– Многие любопытствуют, – сказал Бес.
– А все же, правду говорят или врут?
– Про что?
– Ну, что в табакерке у вас не один только табачок…
– Так вам все и выложи, Ольга Ивановна…
Ольга нашла в себе достаточно хладнокровия, чтобы улыбнуться разбойничку обворожительным образом:
– Неужели не расскажете, если я душевно попрошу?
– Это как же это – душевно?
– Так вам все и выложи, Василий Лукич… – сказала Ольга кокетливо, повторяя его слова и интонацию. – Ну что, расскажете?
Все же мужчины, к какому бы сословию ни принадлежали, скроены на одну колодку – под ее лукавым взглядом Бес глупо ухмыльнулся, приосанился и, придвинувшись, сказал с неуклюжей грацией деревенского волокиты:
– Давайте, коли любопытствуете, договоримся…
Пора! Момент представлялся как нельзя более удачным – в окружавшем ее кольце возникла брешь, один из разбойников, глядя, как атаман любезничает с пленницей, неодобрительно крякнул и отвернулся, отступил на шаг, его сосед тоже смотрел в сторону с выражением неописуемой скуки на лице…
Ольга рванулась меж ними в сторону чащобы…
И кубарем полетела наземь, сбитая чьей-то подножкой, больно ушибла плечо. Медленно поднялась, вся в пятнах от сочной травы, стряхнула землю и прошлогодние сосновые иголки. К ней придвинулись с двух сторон и цепко ухватили за локти.