Последние отзывы

  31  

Дворня, в значительном количестве толпившаяся на почтительном отдалении, наблюдая встречу братьев, расцвела умильнейшими улыбками, большей частью притворными, но изображенными с несомненным актерским мастерством: ну, на то она и дворня, чтобы мастерски лицедействовать…

– Племянница! – воскликнул камергер, картинно разбросав руки. – Нет-нет-нет, я теперь тебя даже в щечку по-родственному целовать не рискну: совсем взрослая, само совершенство… Андрюша, ты, право, сатрап. Держать взаперти, вдали от Петербурга, двух столь пленительных граций, способных стать украшением даже дворцового бала… Пора в столицу, пора, что-то ты засиделся в глуши, того и гляди, шерстью обрастешь и начнешь по-медвежьи рявкать! Через две недели, между прочим, как раз и состоится дворцовый бал в честь летних маневров, и следовало бы тебе подумать заранее, самое время начинать заказывать платья и прочее… Оленька, вы ли это? – он демонстративно отпрянул, прикрыв глаза ладонью. – Полгода мы с вами не виделись, и этот срок добавил заключительные штрихи к картине несказанного совершенства… Нет, в Петербург, в Петербург!

Он держался, разумеется, как светский человек, но в его взгляде Ольга без труда читала веселые, дерзкие мужские желания – но смущаться и не подумала, с какой стати?

Камергер сделал еще шаг.

– Устинья Павловна, нижайший поклон! Рад видеть вас в добром здравии, что, надеюсь, буду повторять еще лет сорок…

– И вам того же, голубчик, – церемонно ответила Бригадирша.

– Господин Гааке, рад вас видеть! Судя по цветущему виду тех, кто, не дай бог, может стать вашим пациентом, вы свои обязанности несете исправно. Хороший врач – не тот, кто лечит мастерски, а тот, кто хвороб не допускает на десять верст вокруг…

– О да, герр камергер, о да, – чинно раскланялся кругленький немец. – Делаю все, что в силах моих и медицины…

Камергер улыбался, рассыпал комплименты и шутки, причем видно было, что делает это он совершенно искренне, в силу веселости души. Все, кто на него смотрел, невольно ощущали подъем духа. Милейший человек, душа общества… отчего же его присутствие на Ольгу буквально давило? Не в откровенных же взглядах причина, когда это они девушек раздражали?

Приехавшие с камергером терпеливо дожидались в сторонке, всем своим видом показывая, что они люди воспитанные и ни за что не станут своей торопливостью нарушать ритуал чисто семейной встречи. Их было четверо. Ольга знала только одного – генерала Друбецкого, мало изменившегося за тот год, что она его не видела: еще один картинно-величественный старый вояка с благородными сединами и решительным лицом итальянского кондотьерри. Остальные…

Если вновь взяться судить исключительно по-женски, то интереснее всех был молодой человек, судя по модному платью, носимому с некоторой небрежностью, принадлежавший к высшему обществу. В Петербурге она таких навидалась немало. Правда, этот ничуть не походил на томных и хрупких франтиков с Невского: высокий и сильный на вид, с ястребиным носом и уверенными серыми глазами (его светлые волосы значительно превышали ту длину, что предписывалась модой, что придавало ему вид то ли музыканта, то ли представителя какой-то другой области изящных искусств). Ольга мысленно примерила на него наряд дикого скандинавского воина из книги по средневековой истории: кольчугу, рогатый шлем, звериную шкуру на плечи, снабдила боевым топором. Получилось впору: действительно, не похож на тех самых франтиков, которых только и можно представить в их нынешнем виде пустых прожигателей жизни…

Второй, судя по мундиру и эполетам, был полковником гвардейской пехоты, представительный мужчина лет сорока с продолговатым лицом и ухоженными короткими бакенами. Ольге он показался каким-то дюжинным: не красавец и не урод, не брюзга не весельчак, не зол и не добр, не азартный картежник и не скучный домосед… Одним словом, обыкновенный. Ничего в нем нет, способного привлечь не то что женский, а вообще интерес: благопристойная посредственность, пожалуй.

Четвертый был и вовсе неинтересен: одетый в черное мужчина под пятьдесят с непроходимо унылым желчным лицом, напоминавший то ли гробовщика, то ли скучнейшего педанта из министерства финансов, озабоченного лишь скучной цифирью… а может, и неутешного вдовца в трауре. Ольга взглянула на него только раз и тут же перестала обращать на незнакомца в черном внимание.

– Петра Илларионовича представлять нет необходимости, – сказал камергер, взяв за локоток Друбецкого. – А вот остальные в представлении, конечно же, нуждаются. Граф Казимир Биллевич (светловолосый изящно поклонился). Владелец имений, лесов с вепрями и лешими и чуть ли не городов с озерами. Мой большой друг, путешественник и книжник, охотник и азартный игрок, а также вдохновенный рыцарь Красоты и Грации, – он ухарски, по-родственному подмигнул девушкам. – Каким-то удивительным образом все это в нем сочетается весьма даже гармонично, завидую… Полковник Павел Карлович Кестель, славный боевой офицер, недавно переведен в Петербург из Новороссии, прошу любить и жаловать. С ним, Андрюша, вам найдется о чем поговорить, общих знакомых множество, одни походы проделывали… (Полковник раскланялся вполне светски.) И наконец, Готлиб Рудольфович фон Бок, можно сказать, восходящая звезда ключевого департамента министерства финансов, действительный статский советник, большая умница и опять-таки мой добрый приятель… Андрюша!

  31