60 
Да, звучал в ушах у Карташа знаменитый джазовый стандарт «Караван», но – с интонациями траурного марша.
Маша попробовала на одной из остановок взвыть. Куда, мол, завез, я не могу больше, я же все-таки женщина, это все твои дурацкие затеи! И в таком духе. Карташ отнесся к этому ее взбрыку философически – что поделаешь, женщина, пусть и далеко не худшая из их легиона, все-таки остается женщиной. А женщине необходимо выплескивать эмоции вовне. Не держат они эмоции в себе, потому, кстати, и живут дольше. Ну, а объект для обвинения во всех смертных грехах у слабого пола был, есть и будет всегда один – мужчина. Он, подлец, виновен в том, что моя молодость прошла безвозвратно, и в потеплении климата, и в озоновых дырах – он, все он.
До крайности лень было Карташу заниматься лечением женских хворей, будь то радикальная терапия вроде пощечин и крепких слов или терапия щадящая, исповедующая путь уговоров: «Ну пойми же, милая, все равно ничего изменить нельзя, ради какой такой пользы, скажи-ответь, ты треплешь себе нервы». Но пришлось бы. И как же несказанно обрадовался Алексей, когда роль невропатолога взвалила на себя Джумагуль. Туркменка подсела к русской девушке, нашла какие-то слова, погладила по голове, прикрикнула – короче говоря, успокоила-таки. «За это, – дал себе клятвенное обещание Алексей, – отблагодарю туркменочку, когда придумаю как. Платиновым самородком, письменной благодарностью командира отряда или назначением любимой женой».
И путешествие на экзотическом транспорте продолжилось. Вновь потянулись тягучие, как жевательная резинка, минуты, сливающиеся в часы. Солнце раскаленной добела бляхой висело над головами. Оно слепило даже тогда, когда на него не смотришь.
– Хей, хей! – несколько отставшая от отряда Джумагуль, всаживая пятки в верблюжьи бока, догнала Карташа. – Начальник, за нами едут!
– Где?
Карташ быстро огляделся. Они сейчас находились на вершине бархана, но ровным счетом ничего не увидел.
– Там, – туркменка вытянула руку.
Алексей вгляделся. Он щурил глаза, приложив руку козырьком, напрягал зрение до рези, но хоть убей... Разве что жаркий воздух ходит волнами, так это куда тут ни глянь – такая же фигня.
– Ничего не вижу, – признался он.
Гриневский и Маша остановились и наблюдали за действиями отставшей парочки. Потом тоже принялись всматриваться вдаль.
– Далеко отсюда, – сказала Джумагуль. – Скачут.
– Сколько их? Кто они?
– Не знаю пока, – ответила Джумагуль.
Однако скоро они все узнали.
Их догоняли всадники на лошадях. Кавалерийский отряд заметно превосходил по численности отряд Алексея Карташа. И по быстроте передвижения – тоже. Пытаться скрыться было бесполезно. Вокруг тебе не лес, где можешь оторваться от погони, уйдя оврагом, или сбить погоню со следа, проскакав по руслу ручья, или, взлетев на горушку, отстреливаться с нее долго и успешно. Можно, правда, и тут залечь за песчаным холмом и дать неизвестным бой с призрачными шансами на успех или, как сказал бы Гриневский, сыграть с плохой картой на руках. Знать бы точно, что надобно этим пустынным наездникам. Ну, а поскольку точно ни шиша неизвестно, оставалось дожидаться прибытия кавалерии и вступать в контакт.
Есть, правда, козырь и в их колоде, помимо автоматов и боеприпасов к ним. Козырь называется Джумагуль, которая может назвать определенные имена. И если не бухнутся на колени, на что рассчитывать было бы глупо, то, по крайней мере, прислушаются, призадумаются, а там уж поглядим. Если их догоняют простые разбойники, потомки тех сорока балбесов, с которыми конфликтовал знаменитый Али-Баба, то должны прислушаться, им должно быть не все равно, против чьихлюдей они разбойничают...
Всадникам оставалось взлететь на холм. Алексей их пересчитал – шестнадцать вооруженных боевых единиц.
Карташ положил автомат поперек верблюжьего хребта, перевел на стрельбу очередями. Остальные тоже держали оружие так, чтобы незамедлительно пустить его в дело. Впрочем, автоматы вряд ли могли помочь. Разве что – помочь погибнуть героически, с оружием в руках, о чем так проникновенно мечтали в свое время славные парни викинги. Но мы – не викинги, мы мечтаем о другом: пожить красиво, прожить подольше.
Всадники взяли их маленький отряд в кольцо. В одинаковых одеждах, скроенных по душманской моде, с закрытыми белой материей лицами, так что оставались открытыми лишь щелочки для глаз, они казались этакими братьями-клонами, отлитыми из одной заготовки. Карташу бросилось в глаза: чалмы повязаны точно так же, как и у тех, с кем они пересеклисьв городе Уч-Захмет. К слову говоря, у милейших «хозяев» крошечного аула головные уборы под названием чалма выглядели несколько иначе. Спросить, что это значит, можно только у Джумагуль, но уже поздно спрашивать…
60 
