— Но ведь совершенно незнакомый человек! Анна Петровна не вправе…
— А разве к вам явится тот, кого вы знаете? — перебил я художника. — Андрей Павлович, к черту эту вашу соседку. Не засоряйте голову. Оставьте ключи с утра на вахте и объясните ситуацию моей сменщице… Лучше выручите меня — посидите на вахте минут пяток, я выпущу Степана пробежаться.
— Бедная женщина, — вздохнул Плетнев. — Какая все-таки нелепая смерть…
«Господи! — подумал я, направляясь к лифту. — Какая-то полоумная соседка, ключи, чужая квартира».
Знал бы милейший Плетнев, где сейчас находится Сабина! Представляю его простодушную физиономию, когда через неделю он с ней столкнется у подъезда…"
Степан уже стоял на старте. У него было превосходное настроение — он разминал косточки перед прогул кой, сладострастно потягиваясь, и плевать ему было на шумные свадьбы и проблемы Плетневых. Он был свободной личностью и, кроме того, отлично знал, что Сабина жива-здорова, несмотря ни на что.
Я не захватил с собой поводка, решив дать Степану волю. Сам возвратится, умник чертов, когда набегается. Карман моей куртки оттягивал внушительный сверток, и там находилось то, что после прогулок привлекало его больше всего на свете, — бутерброд с посредственным пошехонским сыром.
Я распахнул входную дверь, и пес рванул по ступеням, едва не сбив с ног писательницу Ани Дезье. Приземистый, короткопалый, он обладал недюжинной силой, и хоть скотчей называют «джентльменами собачьего мира», по вечерам он вел себя как засидевшийся в пабе лондонский пролетарий. Пришлось извиниться за его манеры перед бельгийской романисткой.
— Ничего особенного, — милостиво произнесла Антонина, присаживаясь на скамью рядом со мной. — В моих книгах скотч-терьеров нет, потому что я как-то не касалась шотландской истории. Вот королевские доги — другое дело… Егор, отдайте мне этого пса, я слышала, его хозяйка трагически погибла… Вам известно, что говорил Анри Дешампа о скотч-терьерах?
Я не знал, кто такой этот Дешампа, но буквально утратил дар речи от бесцеремонности Антонины.
— Он заметил как-то, — продолжала писательница, — что эта собака самой природой предназначена для людей исключительных. Тех, кто обладает врожденным обаянием, сдержанностью и уважением к чувствам других. Я и прежде интересовалась этой породой, но вы ведь в курсе, Егор, что у меня постоянно жили коты.
— Очень сожалею, — проговорил я решительно, — но Степан завещан мне. К тому же у него еще тот характер. Он более похож на диких шотландских горцев, чем вы можете представить.
— Да? — Ани Дезье томно повела плечами и поднялась. — Как-то одиноко в квартире без живой души. Ранней весной мне всегда хочется чего-то особенного.
Она ушла, поскрипывая новым кожаным пальто, а я еще раз подумал, что весеннее безумие посетило наш дом несколько раньше назначенного природой срока.
Я держал Степана в поле зрения без малейших усилий. Он никуда не удирал, а кружил у колес припаркованных машин или шастал в кустах. Единственный раз он приблизился к мусорному баку и, подняв бородатую горбоносую морду, к чему-то принюхался. Легко было сообразить, что он учуял знакомый запах — что-то из вещей своей хозяйки. Я позвал его, опасаясь, как бы у него не возникло желание забраться в контейнер или вырыть тоннель под ним.
Подкатило такси, мерцая зеленым огоньком, и остановилось напротив нашего подъезда, а мы со Степаном возвратились на пост. Скотч сразу же принялся топтаться вокруг меня, намекая на ужин. Я выглянул на улицу — там вроде бы все было спокойно — и только приготовился накормить пса, как загудел лифт. Мой Приятель резво нырнул под стул, стоящий за барьером. Позднее я долго ломал голову, откуда Степану было знать, что на лифте спускается не кто иной, как Павел Николаевич Романов.
То, что он со всем семейством покидает дом, стало ясно с первого взгляда. Павлуша имел на плече дорожную сумку внушительных размеров, был в застегнутом на все пуговицы отутюженном пальто, которое дополняли мохеровый шарф и круглая клетчатая кепочка. Пацан также выглядел по-дорожному: с рюкзаком, в куртке и вязаной шапочке и с тяжелым пакетом в руке. Процессию замыкала Евгения Александровна, тащившая два чемодана, тяжело ступая отекшими ногами в коричневых полуботинках на рифленой подошве. Когда она остановилась перед входной дверью, чтобы поправить выбившуюся из-под берета прядь, наши глаза встретились, она растерянно кивнула, и я привстал, собираясь помочь.