Особенно,... 
118 
Дом был небольшой, д’Артаньяну сдали второй этаж, а первый оставался тихим и запустелым, поскольку там обитал один лишь Нуармон, субъект добродушный и безобидный, с одной-единственной страстишкой – заливать в свою утробу все спиртное, что только подвернется или неосмотрительно будет оставлено в пределах досягаемости вытянутой руки. Впрочем, в глазах д’Артаньяна эта привычка не была таким уж особенным недостатком – если только слуга, разумеется, не покушался на его собственный винный погребок, который он начал уже закладывать.
Вот и сейчас было опасение, что Нуармон, вызвавшийся помочь слугам переливать вино из бутылок в графины, воспользуется моментом, но учитывая, что старик оказался под бдительным присмотром сразу трех расторопных малых, не стоит особенно уж беспокоиться. Пожалуй, можно будет оставить ему стаканчик, когда они там все закончат…
Д’Артаньян резко распахнул дверь в кухоньку.
И остановился на пороге.
Старый Нуармон лежал лицом вверх, ногами к столу, все еще сжимая в руке глиняный стакан, остекленевшими глазами уставясь в потолок, на перекрещенные темные балки. Один из графинов валялся рядом, разбившийся на мельчайшие осколки. Лицо старика было мраморно-белым, во множестве усеянным маленькими красными точками… Больше никого в кухоньке не было.
Только когда за спиной у гасконца затопотали шаги, он осознал, что издал жуткий вопль…
Де Вард, опомнившийся первым при виде этого печального зрелища, решительно прошел в кухоньку и, присев на корточки, долго разглядывал лицо покойника.
– Минут десять назад он был здоровехонек… – потерянным голосом произнес д’Артаньян. – Я заглядывал на кухню…
Де Вард наклонился и, почти прижавшись ноздрями ко рту покойника, долго и сосредоточенно нюхал воздух.
– Ядом пахнет? – с замиранием сердца спросил д’Артаньян, пытаясь вспомнить что-то чрезвычайно важное.
– Пахнет вином, – протянул де Вард, не оборачиваясь к нему. – Только вином. Судя по положению тела, он налил себе стакан и выпил, все еще держа графин в одной руке, – горлышко все еще зажато у него в ладони…
Д’Артаньяну стало неуютно и холодно, словно по комнате хлестнул порыв тугого морозного ветра.
– Я вспомнил, – сказал он, по-прежнему не в силах превозмочь озноб. – Анна… ее муж умер при точно таких же обстоятельствах, но никто не доказал отравления…
– Как и в нескольких похожих случаях, за последние пять-шесть лет приключившихся в Париже, Руане, Нанси и Орлеане, – произнес де Вард, медленно выпрямляясь. – Одни только подозрения…
– Ну да, я помню! – громыхнул Каюзак, радуясь случаю вставить словечко. – Мне рассказывал отец Жозеф, кардинал как-то просил его написать по всем этим смертям подробный отчет – ведь если мы имеем дело с новым, неизвестным способом убийства, то его нужно изучить. Я помню… Всегда эта смерть была кому-то выгодна – уставшие ждать наследники, ветреная жена и тому подобное, – и всякий раз лекари оказывались бессильны определить отравление… Отец Жозеф искал хоть какие-то следы, но ничего не добился…
– Позвольте! – вскричал д’Артаньян. – Но ведь это Анна прислала мне это вино…
Де Вард поднял на него внимательные, холодные глаза:
– Вам это достоверно известно?
– Корзинку принес ее слуга…
– Вы его видели прежде у нее?
– Н-нет… Но я не знаю в лицо всех ее слуг… Собственно, в лицо я знаю одного Лорме… Но он ведь передал письмо, написанное ее собственным почерком! Вот оно!
Каюзак и де Вард переглянулись. Граф покачал головой:
– Д’Артаньян, д’Артаньян… Вам, помнится, рассказывали о мастерах подделывать чужую руку, любой почерк… У кардинала в задних комнатах сидит один неприметный человечек… Почему вы решили, что он один на свете, такой вот умелец?
Д’Артаньян растерянно и зло ударил себя кулаком по лбу:
– Господи, мне же рассказывал Рошфор… Что же это…
– Яд, – сказал де Вард кратко. – Тот самый яд, уже не раз себя проявлявший во Франции… и, вы правы, однажды даже в Англии. Почему вы не рассказали мне сразу про то, как к вам попало вино? Вас же предупреждали об осторожности, а вы едва не погубили нас всех… Нет сомнения, яд во всех бутылках…
Д’Артаньян обернулся, заслышав какой-то странный звук. Оказалось, это Планше, стоя в дверях в компании Любена и Эсташа, форменным образом лязгал зубами от страха, бледнея на глазах, как и его собратья.
– С-с-дарь… – пролепетал он. – Значит, мы чудом отделались…
118 
