140 
Не ответив, они пустились в указанном направлении. Оказалось, местный тугодум не соврал и направил их прямехонько в гостиницу.
Имея дело с одним-единственным противником, опасным главным образом не оружием, а тем, что подсыпает в питье, не следовало тратить время на долгий осмотр и разведку. Они вошли в гостиницу, не отряхнувшись от пыли, и, едва хозяин заспешил навстречу с приторной профессиональной улыбкой, Рошфор, ухватив его за горло, загнал в угол, сказал тихо, но внушительно:
– Ни единого звука, иначе прикончу. Служба кардинала. Где мушкетер? Где мушкетер в синем плаще, я тебя спрашиваю? Отвечать коротко и без путаницы, иначе гостиницу спалим, а самого именем кардинала вздернем на воротах…
– Помилосердствуйте, господа… – прохрипел хозяин тихонько. – Я добрый католик, к чему такие приступы?
– Где мушкетер?
– Никакой это не мушкетер, а переодетая девица… Но коли она платит полновесными пистолями, какая мне разница?
– Где она, спрашиваю?
– На втором этаже, под номером семь…
– Одна?
– Ну конечно. Велела подать еды, вина и не беспокоить. Просила срочно раздобыть коня, обещала заплатить сверх меры, и я послал парнишку в Верюссак, это пол-лье отсюда… Там-то хватает лошадиных барышников…
– Понятно, – сказал Рошфор. – А теперь прячься куда-нибудь и сиди тихо, как мышь, если ты и впрямь добрый католик. А если станешь орать или попробуешь помешать…
– Господа, господа! Всячески готов содействовать… Может, мне с мушкетом внизу постоять?
– Сказано тебе, спрячься и не мешай! – шепотом прикрикнул Рошфор, и они с д’Артаньяном стали тихонечко подниматься по лестнице.
Осторожно попробовав дверь седьмого номера, Рошфор распахнул ее одним толчком, и они ворвались внутрь.
Констанция проворно вскочила с постели – она так и не сняла сапог, лишь сбросила пропыленный мушкетерский плащ, – кинулась к окну, но д’Артаньян загородил дорогу, схватил девушку за плечи и что есть сил оттолкнул в угол. Она упала, но тут же выпрямилась, ненавидяще сверкая глазами.
Так и стояла в углу, словно наказанный школяр: прямая, красивая, с рассыпавшимися волосами, в распахнувшейся мужской рубашке. Как ни удивительно, она оставалась столь же очаровательной, ярость вовсе не исказила ее прелестного личика, а вот рубашка сползла с круглого плеча, и д’Артаньян отчетливо рассмотрел полустертую морду крылатого венецианского льва, зверя святого Марка.
Рошфор произнес с ледяным хладнокровием:
– Я вижу, моя дражайшая супруга, вы не испытываете и тени расположения к законному мужу? Ваши глаза так холодны, хотя мы не виделись десять лет, госпожа графиня…
Лицо Констанции осталось почти спокойным. Она ответила столь же холодно:
– Прошло слишком много времени, дорогой супруг, и мои чувства к вам успели увять…
– Интересно, они были когда-нибудь?
– Ну конечно же, нет, – усмехнулась она одними губами. – Но, помнится мне, я полгода щедро платила вам за имя и титул, чуть ли не каждую ночь… Нельзя же сказать, что вы вовсе не получили никакого удовольствия, граф? К вам это тоже относится, д’Артаньян…
– И все же вы преспокойно собрались меня убить…
Констанция улыбнулась:
– Ну что было делать, если вы мне мешали, граф? Уже тем, что жили на свете…
– Поразительно, – хрипло произнес д’Артаньян. – Она ведет себя, как ни в чем не бывало, ей все нипочем…
– А чего вы от меня ждете, шевалье? – спросила Констанция. – Что я, по-вашему, должна делать?
– Покаяться в грехах…
– Простите, но ни один из вас не является духовным лицом, – произнесла она с нескрываемой издевкой.
Подняла руку – на указательном пальце блеснул огромный красный карбункул – и преспокойно запахнула рубашку, прикрыв заклейменное плечо и грудь.
– Я ее сейчас убью… – задыхаясь от ярости, проговорил д’Артаньян.
– Вы уверены, сударь, что у вас это получится? – обольстительно улыбнулась молодая жен– щина.
Д’Артаньян выхватил шпагу до половины – и убрал руку с эфеса, отчего клинок мягко скользнул назад в ножны…
У него не поднималась рука. Будь это мужчина… О, будь это мужчина! Но перед ним стояла слабая женщина, пусть даже убийца самого дорогого на свете существа… Он не мог. Рука не поднималась. Дворянин из Беарна не мог вонзить клинок с сердце молодой, красивой женщины, выглядевшей столь слабой и беспомощной, – даже зная все о ней, не мог… Слишком многое мешало.
140 
