Это огромное чудовище «Малабар», во вместительном чреве которого жило и страдало столько людей, уменьшился теперь до размеров ореховой скорлупки, а ведь когда они спустились с него, то их судовые шлюпки казались им такими жалкими и хрупкими. Тогда возвышавшийся над ними черный корпус корабля представлялся незыблемой твердыней, способной противостоять самым свирепым бурям и ураганам; теперь же корабль превратился в щепку, болтающуюся над бездонной пучиной. Синий сигнальный огонь, первая вспышка которого окрасила весь небосвод своим ярким светом, заставив звезды померкнуть, казался всего лишь точечкой, отчетливой и блестящей, своим блеском лишь подчеркивающей эфемерность корабля. «Малабар» напоминал светлячка, упавшего на листок в воде, и его сигнальный огонь озарял мрак не более, чем фонарик в руках одинокого рудокопа в бездонной пропасти угольной шахты.
И все же «Малабар» вмещал две сотни человеческих существ, таких же точно, как они.
Шлюпки скользили по блестящей черной воде, которая вздымалась огромными валами, особенно страшными своей беззвучностью. Когда море шипит, оно разговаривает, и его речь ослабляет чувство страха, когда же оно бесшумно вздымает свои валы – оно молчит, словно замышляя недоброе. Океан в штиль похож на угрюмого исполина; его молчание пугает, в нем чудится какой-то коварный замысел. Кроме того, гневное море кажется намного меньше, чем море спокойное. Его бушующие волны приближают горизонт, и поэтому трудно охватить взором бесконечные мили водного пространства, на котором их взлеты повторяют друг друга. Чтобы ощутить всю безмерную ширь океана, ладо увидеть его в те часы, когда он спит.
Огромное безоблачное небо поднималось над безмолвной водяной гладью. Звезды низко висели в необъятной его ширине, как бы прожигая лиловый туман нижних слоев атмосферы. Там тоже царила полная беззвучность, и каждый всплеск весел эхом откликался в пространстве, словно гармоническое чередование нежных звуков. Когда лопасти весел ударяли по темной воде, под ними вспыхивали искры, и след обеих шлюпок походил на двух морских змей, молча, извивами плывущих по озеру ртути.
Это было чем-то вроде гонок, и гребцы, стиснув зубы, делали взмах за взмахом. И вдруг передняя шлюпка остановилась. Бест с веселым возгласом опередил ее, вырулив свою лодку на широкую малиновую полосу, простиравшуюся перед ними.
– Что у вас там? – окликнул он гребцов, но в ответ услышал только приглушенную брань Фрера, и его соперник снова рванулся вперед, стремясь догнать Беста.
В действительности же ничего не случилось – только один из арестантов, выбившись из сил, бросил весла.
– Какого черта! – воскликнул Фрер. – В чем дело? Опять этот Доуз? Ну, погоди, Доуз. Да что можно ожидать от такой шельмы? Но со мной этот номер не пройдет. Здесь тебе не палуба, где можно бездельничать. Нажимай на весла, скотина!
– Он, кажется, болен, сэр, – сочувственно проговорил второй гребец.
– Болен? Черта с два! Притворяется! А ну, поднажали!
Арестант снова взялся за весла, и лодка рванулась вперед. Однако, несмотря на понукания Фрера, гребцы уже не смогли нагнать упущенный темп, Бест первым вошел в гущу черного облака, повисшего над багряной водой, и подал сигнал лодке Фрера.
– Соблюдайте дистанцию! – крикнул он. – Если на корабле еще много людей, они нас потопят. А люди там должны быть, ведь мы не встретили ни единой шлюпки.
Измученная команда еще раз приналегла на весла, а Бест окликнул людей на горящем корабле.
Это было громадное, неуклюжее судно с широким корпусом и высокой кормовой палубой. Как ни странно, оно уже почти развалилось, хотя огонь стал виден лишь недавно. Корабль выглядел совершенно безлюдным. Пожар разыгрался в его центральной части, и нижняя палуба являла собой сплошное море огня. Тут и там в боковой обшивке зияли большие обугленные щели и бреши, и яркое пламя просвечивало сквозь них, как сквозь прутья каминной решетки. Грот-матча, упав на правый бок, потащила за собой в воду черный обломок, и все неуклюжее судно накренилось набок. Огонь бушевал, как ливень, из трюма вместе с пламенем вырывались огромные клочья дыма и плыли над морем низким черным облаком.
Лодка Фрера медленно обошла корму, и он несколько раз окликал людей на корабле.
Ответа не последовало, и хотя поток огня, окрашивавший воду в кроваво-красный цвет, отчетливо высвечивал каждый канат, каждую деталь рангоута, напряженный взгляд лейтенанта не смог разглядеть на палубе ни единого человека. Лодка подошла еще ближе, теперь можно было рассмотреть позолоченные буквы на борту корабля.