Особенно,... 
82 
– Развожу костер. Смотрите! Фрер начал понимать.
– У меня осталось три спички, – сказал он, шаря дрожащими пальцами в кармане. – Я завернул их в листок из книги, чтобы они не отсырели.
Слово «книга» вызвало новый порыв вдохновения. Руфус Доуз схватил «Историю Англии», которая уже оказала им такую большую услугу, вырвал из середины самые сухие страницы и аккуратно подложил их под кучку щепок.
– Ну, давайте, осторожнее!
Спичка чиркнула и зажглась. Бумага, сперва упрямо поежившись, загорелась, и Фрер стал раздувать это маленькое пламя, после чего занялась и кора. Он бросал в костер все, что могло воспламениться. Затлели шкуры, и огромный столб черного дыма поднялся над морем.
– Сильвия! – воскликнул Руфус Доуз. – Сильвия, радость моя! Вы спасены!
Она открыла синие глаза, посмотрела на него, но, как видно, не узнала. Бред все еще владел ею, и в час спасения девочка не узнала того, кто ее спас. Потрясенный этим последним жестоким ударом судьбы, Руфус Доуз безмолвно сел на корму, держа на руках девочку. Фрер, разжигая огонь, радовался, что наступил долгожданный момент. Мать на грани смерти, а дочь без сознания – кто же засвидетельствует героический поступок ненавистного каторжника? Никто, кроме Мориса Фрера, а Морис Фрер как комендант колонии обязан предать «беглого» в руки правосудия.
Корабль, изменив курс, подходил к этому необычному костру, пылавшему среди океана. Вся передняя часть лодки горела как факел, и более часа не могла продержаться на воде. Горстка людей в ней оставалась неподвижной. Миссис Викерс лежала без сознания, не ведая о приближающейся помощи.
Корабль – это был бриг, шедший под американским флагом, – приблизился к ним на расстояние голоса. Фрер уже различал фигуры на палубе. Перейдя на корму, он грубо пнул Доуза сапогом.
– Иди вперед! – приказал он. – И дай мне девочку!
Руфус Доуз очнулся, поднял голову и, взглянув на приближающийся корабль, понял свой долг. С тихим смехом, полным невыразимой горечи, он переложил ношу, которую так нежно хранил, на руки лейтенанта, а сам подошел к горящему носу лодки.
Бриг был уже совсем близко. Его большие сумрачные паруса высоко вздымались, бросая тень на море. Мокрые палубы блестели в лучах утреннего солнца. Любопытные бородатые лица с удивлением глядели с его бортов на горящую лодку и людей, изнемогших в борьбе со смертью в этом пустынном и бурном океане.
Фрер с Сильвией на руках ждал брига.
Книга третья
В ПОРТ-АРТУРЕ. 1838
Глава 30
ТРУЖЕНИК В ВЕРТОГРАДЕ
«Общество в Хобарт-Тауне в нынешнем, 1838 году нашей эры, мой дорогой патрон, состоит из очень любопытных элементов» – так говорилось в красноречивом письме, которое преподобный мистер Микин, только что назначенный капеллан, семь дней назад приехавший на Землю Ван-Димена, нес на почту, чтобы доставить удовольствие своему патрону в Англии. Изящно семеня по жаркой улице, лежащей между синей рекой и лиловой горной грядой, почтенный джентльмен бросал время от времени кроткие взгляды па встречных и при этом с особой приятностью вспоминал только что написанную им фразу. Его толкали безукоризненно одетые офицеры гарнизона. Он же со сладкой улыбкой кланялся нарядным дамам, шарахался от дурно пахнущих арестантов, выпущенных «по билету», или торопливо переходил улицу, стараясь не попасть под тележки, которые неожиданно с грохотом возникали из-за угла, – их катили арестанты в серой одежде, и его не оставляло чувство, что окружавшее его общество, безусловно, состоит из любопытных элементов. То проходил, высокомерно задрав голову, недавно прибывший правительственный чиновник, – он на секунду расслабился, чтобы томно улыбнуться капеллану, которого почитал сам губернатор сэр Джон Франклин. То развязно шагал, словно бросая дерзкий вызов солидным и респектабельным горожанам, бывший каторжник, разжиревший на барышах от торговли ромом. Все население, высыпавшее на улицу в этот солнечный декабрьский вечер, нелепо выглядело в глазах щеголеватого священника, на днях приехавшего из Лондона и впервые в своей гладкой и легкой жизни ощутившего отсутствие социальных ширм, за которыми лондонская цивилизация скрывает слабости и пороки человеческой натуры. Одетый в новое черное священническое облачение самого модного покроя, франтоватые ботинки и перчатки светло-сиреневого цвета, преподобный Микин, чье белое шелковое пальто свидетельствовало, что его обладатель еще не освободился от чувствительности к солнцу и жаре, изящно просеменил к почтовой конторе и отправил свое письмо. Когда он повернулся, он увидел перед собой двух дам.
82 
