144 
Двое, но каких…
Достань они стволы, нам пришлось бы лишь покорно поднять лапки кверху. Но эти хмыри горели желанием размазать нас по асфальту голыми руками. А потому, едва мы подбежали к одной из машин, они пошли напролом, уповая на силу своих кулаков и знание боевых искусств.
По раскладу мне достался верзила, намеревавшийся с ходу припечатать меня ногой к дверке машины. Будь на моем месте другой человек, менее подготовленный к подобным стычкам, этот удар сломал бы его как спичку, тем более, что бык целился в поясницу.
Однако последние полчаса я был на боевом взводе, поэтому подозрительное движение за своей спиной даже не услышал, а уловил на уровне подсознания. И в последний момент резко крутанулся вокруг собственной оси, тем самым пропуская ботинок быка мимо.
Он с такой силой вмазал по дверке, что она прогнулась, будто была изготовлена не из листовой стали, а из папье-маше. Но сидевший внутри машины /это была "восьмерка"/ водитель даже не пискнул от возмущения, мудро рассудив, что лучше потратиться на рихтовку и покраску кузова, нежели на собственные похороны. Похоже, этот темный проулок не раз видел подобные сцены, а потому в таких случаях на таксистов нападал ступор с осложнениями в виде временной слепоглухонемоты.
Я врубил своего противника ладонью по горлу, что было удобней всего, так как я выходил из разворота. И нарвался на жесткий блок. А затем мне уже самому пришлось закрываться, так как на меня посыпалась целая серия хорошо поставленных ударов.
Больно же, сукин сын! – хотелось мне заорать во весь голос, но едва я открыл рот, чтобы выругаться, как тут же получил по зубам. Сила удара была, конечно, ослаблена – в этот момент я отклонился и кулак быка меня догнал – но все равно перед глазами замелькали искры, которые зажгли во мне дикую ярость.
Я перехватил его правую руку и сделал ему "мельницу" – бросил через себя, вогнав головой в асфальт. Но у этого хмыря башка была воистину чугунная; откатившись в сторону, он вскочил на ноги немедленно, и лишь покрутил головой, восстанавливая способность здраво соображать. И тут я его узнал! Это был тот самый плешивый бык, совсем недавно сидевший в баре, с которым я впервые встретился в гараже "Горлифторемонта" Пока он поднимался, я быстро взглянул в сторону Сереги. Мой друг вертелся как белка, отмахиваясь от "восточного человека" – и этот здесь! – но видно было, что ему приходится туго. Еще бы – смуглолицый бык явно имел хорошую военную подготовку; скорее всего, тянул лямку в каком-нибудь спецназе.
Пора было кончать этот балаган. Наверное, так думал и плешивый, потому что, нехорошо ухмыльнувшись, сунул руку за пазуху, где, ясное дело, находился пистолет. Я бросился на быка вперед головой и в прыжке достал его правой рукой по челюсти. Он рухнул, как подкошенный, а я упал на него сверху. Мне понадобилась всего лишь доля секунды, чтобы убедиться, что плешивый в отрубе, чему я очень подивился – мой удар никак нельзя было отнести к разряду нокаутирующих. Я слегка приподнялся, чтобы посмотреть на его лицо – и застыл с отвисшей от удивления челюстью. Бык был мертв! В его плешивом лбу чернело аккуратное входное отверстие пули, и я услышал так знакомый мне запах свежей человеческой крови.
Шпок! Шпок! Звуки, и опять-таки из разряда знакомых. Услышав их, я не стал медлить ни секунды – по мне кто-то стрелял, притом с оружия, снабженного глушителем, но промазал и попал в уже безжизненное тело плешивого. С немыслимой прытью, пригнувшись, я налетел на "восточного человека" сбоку и коварной подсечкой сбил его с ног. Завидев такое дело, Плат прыгнул на него как рысь и вцепился ему в горло. Они покатились по земле, а я заорал:
– Серега, винт! Ходу!
Это была очень хорошо известная моему другу команда, а потому он не стал долго раздумывать, а тем более переспрашивать. Оставив хрипевшего от удушья "восточного человека", Серега, даже не распрямляясь, метнулся к черневшему неподалеку зеву арки проходного двора. Я побежал за ним зигзагами, с тоскливым чувством ожидая готовую вот-вот настигнуть меня боль. Еще две пули просвистели совсем рядом и срикошетили от стен. Одним огромным прыжком я влетел в чернильную темень проходного двора и побежал на топот ног улепетывающего Плата…
Мы остановились, когда полностью выдохлись, где-то на задворках.
– Ну, бля, и дела… – Серега тяжело опустился на какие-то ящики. – Ты в норме?
– Как огурчик, – ответил я радостно и не без воодушевления.
144 
